В этот момент Тоня бросила орлиный взгляд на худую веснушчатую блондинку с прямым носом и кривыми ногами. Она сидела у другого края стола, низко склонившись над протоколом. Девочка при этом напоминала крысу своим вытянутым лицом.

– Да-да, я всё пишу! – отозвалась она, не отрывая глаз от бумаги. – Скажите только, как по-латыни будет «ответственно»?

– Severum, наверное, – ответила Юля Аввакумова, очень худая девочка с живыми глазами, длинными светло-русыми волосами и вздёрнутым носом.

– Нет, – вмешалась Саша Рябкина, толстая розовощёкая девка, похожая на дореволюционную купчиху, – Severum – это «сурово», а ответственно, – это, пожалуй, periculosum. Да, так и запиши, Насть: me vos praeciperat valde periculosum. Так!

– Так и запишу! – ответила Настя Кузнецова, всё так же, не отрываясь от своего протокола.

– Итак, первой с докладом о жиде выступит Юлька, – продолжила тоня – Юль, начинай!

Аввакумова поднялась со стула, откашлялась, а затем начала: «Дела наши не так плохи, как кажется. Этот ёбаный Бронштейн – не так уж силён, как казалось. Мы тут о нём справки навели. Он бывший бизнесмен. Барыга, то есть. Он побывал директором уже в трёх школах. Нигде дольше полугода он не задерживался. Как успеет школу отремонтировать, – так его сразу же на другое место просили. Чувствую, и здесь так же будет. Тем более, есть уже на наш директорский престол один кандидат…».

Тут Юлю перебили.

– Это же кто такой? – спросила Соня Барнаш, весьма упитанная и немного сутулая блондинка с ангельским личиком и стрижкой каре.

– Такая, – продолжала Юля. – прокурорша одна.

– Прокурорша – это, поди, ещё хуже будет, – заметила Света Солнцева, неспортивная, но очень одарённая девчонка с лёгким косоглазием. – Хорошо, что не опер какой-нибудь.

– Неверно рассуждаешь! – оборвала её Тоня. – Знаем мы этих полицейских. Нахапают сперва так, что карманы трещат, а потом что? Покупают себе синекуры. Директорами школ становятся, вузов – кто побогаче. Таким на школу срать-ебать. Им бы только денежки на школьные обеды себе в карман положить, а остальное до лампочки. Так что это даже очень хорошо, что прокуроршу нам директором назначат. Тем более, прокурорские – они из этих самые тупые. Из чиновников, то есть. Все дубы дубами. Так что нет, пусть уж прокурорша будет, – тут она прервалась, поглядела на шторы, а потом продолжила. – Это хорошо, конечно, но на Милости судьбы мы рассчитывать не можем. Мало ли. А вдруг у прокурорши всё сорвётся, и нам тогда оставят жида?! Нет, мы должны его сами как-то крякнуть. Что об этом скажешь? – обратилась Тоня к Аввакумовой.

– Мы работаем над этим, – спокойно ответила она. – Тут нужно немного времени. Скоро уже начнём рассылать анонимки. Это средство действенное. Они его быстро подточат.

– Этого мало! – злобно воскликнула Соня, стукнув по столу пухлым кулачком. – Жида нужно удави-и-ить! Уда-а-авкой!

– Соня, Соня! Это уже уголовщина чистой воды! – всполошилась Света, хватая свою подружку за плечо. – Ты полегче с этим.

– Света, не нуди! – воскликнула Саида Исманова, очень умная и не менее красивая узбечка. – Всё чем мы тут занимаемся, – это уголовщина, и нас за это очень даже могут посадить!

– Не ссорьтесь! – перебила её Юлька. – Мы вон ещё травлю в журнале организовали. У нас в школе полно зигунов и фашни. Надо только донести до них мысль, что директор – жид, и они его мигом укокошат. Нам и рук марать о такое не придётся.

– Другое дело. – оживилась Соня, двигая стул. – Это мне нравится.

– По-моему, надо только не останавливаться на том, что он жид. Надо распускать самые грязные слухи о нём, – вставила Саида. – Впрочем, я даже не знаю, что тут подойдёт…

– Связи с «Моссадом», «Комитетом трёхсот» и ещё невесть какой поебенью, – ответила Юлька. – Чем глупее, тем лучше. Наши уж поверят. Они в такую хуйню верят, что мама дорогая. Поверят и в «Моссад».

– Ну, с этим всё ясно, – подытожила Тоня. А теперь пусть Соня нам расскажет про то, как там на даче идут дела.

Соня Барнаш встала из-за стола. Сделать ей это было не так просто. Комната была тесной, как гроб, а Соня не отличалась худобой.

Наконец она начала: «Рассказывать, в принципе, нечего. Работа движется к завершению. Если бы не эта ёбаная школа, то всё бы уже в октябре кончили. А так придётся до декабря ебаться. Тут уж я ничего поделать не могу. Нет, кончено, часть этих ленивых мудаков я на работу по-любому выгоню, но всех – не, нереально. Я там была пару дней назад. Работало два с половиной инвалида. Оно и понятно: первое сентября, хуйня вся эта. Но как это всё уляжется, – я туда пригоню наших. До Нового Года, думаю, уложимся…».

– Это хорошо, что уложимся, – прервала её Тоня – Так как там, говоришь, с капитальными работами?

– С этим полный порядок! – ответила Соня. – Капитальные все выполнены. Отделочные только остались. Их мы доделаем до Нового Года.

– Отлично. Отлично… – довольно покачала головой Тоня. – Тут я довольна полностью тобой. Садись!

Соня аккуратно села.

– Нам с вами выпало жить в прекрасную эпоху великих перемен! Надо гордиться этим. Не каждому, воистину, дано жить в такое прекрасное время, – тут она сделала паузу, а потом продолжила. – Откройте окно! Душно очень!

Юлька встала и мигом открыла окно, не разводя при этом штор.

– Та-а-ак… – продолжила Тоня. – На чём мы остановились? Ах, да-да, чёрная месса. Об этом нам поведает Света. Свет, начинай!

Из-за стола встала Света. Она нервно улыбалась.

– Тут у нас всё сложно, – начала она. – Я даже не знаю, как вам сказать. Тот аббат, который у нас раньше служил. Ну, тот самый, который «так изящно носит сутану»… – тут она перешла на фальцет и сделала фривольную ужимку. – Так вот. Этот самый служить отказался.