– Что ты такое говоришь, ангелочек мой? Что за мысли перед постригом? Это всё от лукавого!

Мадемуазель де Сентон предпочла не тратить время на пустые разговоры с доброй, но недалёкой Сабриной и отправилась под её конвоем в пансион.

Воспитанницы по своему обыкновению сидели в классе. Одни шили, другие вышивали, третьи просто болтались без дела, расхаживая из угла в угол. За окном весь день лил противный мелкий дождь, и от этого на душе каждой скребли паршивые кошки.

Классная дверь почти бесшумно распахнулась, и на пороге появилась Ленитина в измятом и замызганном балахоне. Воспитанницы на миг замерли. За месяц, проведённый после возвращения из дома за монастырскими стенами, девушка заметно похудела и побледнела.

Сестра Сабрина молча закрыла дверь, предпочитая не мешать пансионеркам.

– Лен… – со слезами на глазах первой прошептала златокудрая Маркиза и сделала шаг к подруге. – Феечка, как ты истощилась!

В тот же миг остальные соскочили со своих мест и окружили Ленитину. Добрые возгласы девочек слились в единый гам, как звонкие ручейки сливаются в шумный горный поток, и Сентон не могла разобрать, о чём именно подруги её спрашивают. Когда страсти вокруг возвращения затворницы улеглись, в комнате раздался низкий грудной голос Маргариты:

– Лен, мы сделали всё возможное, чтобы твои родители почувствовали неладное в послании аббатисы. Не нужно быть пророком, чтобы догадаться, что именно она им написала.

– Спасибо, девочки, – мягко улыбнулась Ленитина. – Но я уже потеряла всяческую надежду на спасение. Мать Мадлон слишком жёстко готовила меня к мысли, что мне больше не видать свободы.

– Лен, не надо так говорить, – приблизившись к подруге и взяв её за руку, проникновенно произнесла Бофор. – Не сдавайся, слышишь? Ещё не всё потеряно. Ты всегда можешь сказать «нет» даже у алтаря.

Мысленно Маргарита отметила, что даже месячное заточение и ежедневное давление со стороны аббатисы не навредили ангельской красоте Ленитины. «Она действительно неземная, но это не повод закрывать её в монастырь! – сама себе сказала Бофор. – Она слишком хороша, чтобы не достаться мирскому мужчине. Бог этого не допустит! Такие женщины должны становиться счастливыми матерями, а не Христовыми невестами».

– Да кто ж меня слушать-то будет?.. – грустно ответила Ленитина, и уголки её губ нервно вздёрнулись. – Мать Мадлон не собирается соблюдать традицию проверки временем. Я и новицией-то не буду… Сразу – в монашки.

Маргарита заметила, что в уголках глаз подруги блеснули слезинки. Анжелика, стоявшая рядом с Ленитиной, по-сестрински обняла её за плечи и тяжело вздохнула, после чего подвела затворницу к плетёному креслу, которое обычно занимали учителя, и усадила в него.

Все девушки, словно привязанные, последовали за старшими и окружили мадемуазель де Сентон. Фантина обратила взор за стекло, где бушевал дождь, и задумчиво произнесла:

– Нет, мать Мадлон не отступит от своего решения.

– Она фанатична, как инквизиция… – тихо добавила зеленоглазая Веточка.

– Эта Пресвятая Гаскония! – рыкнула Шалунья и сжала маленькие сухие кулачки. – Ненавижу её! Как можно быть такой бессердечной?

– Она кого угодно с потрохами сожрёт, – кивнула Шпионка.

– Но Бог не оставит тебя, Лен, – поглаживая подругу по плечу, проговорила Анжелика. – Верь в это. Я думаю, твои родные или жених уже едут сюда.

– Ах, Мирча, если бы это было так! – вздохнула Ленитина. – Но сидя взаперти, я потеряла уже всяческую надежду ещё хоть раз просто увидеть их…

– Не сдавайся, Ленитина, – отрицательно качнула головой Марго. – Сдаваться нельзя даже в бою. А у нас всего лишь заговор.

Две слезинки скатились по белым щекам мадемуазель де Сентон. Затворница вытерла их ладошкой и хмуро произнесла:

– Родители уже стары, а Мишель болен… Мне становится жутко от мысли, что они сейчас страдают из-за меня…

– А Ганц? – напомнила Мирча. – У тебя же есть Ганц! И его никакие письма Гасконии не убедят в том, что ты его разлюбила.

– О, мой Ганц – настоящий мужчина. Так хочется надеяться на чудо. Но у меня всего час остался до решения участи… Мать Мадлон сказала, что сегодня меня благословит местный викарий [15] … А это уже начало конца!..

– Ты любишь своего жениха? – не унималась Анжелика.

– Я? – подняла на подругу взгляд Ленитина.

– Да, любишь ли ты Ганца? – повторила вопрос подруги Маргарита. – Любишь так, чтобы ради него пожертвовать всем? Веришь ли в то, что он так же сильно любит тебя?

Сентон перевела взор своих прекрасных карих глаз на Бофор. Во взоре подруги Маргарита без труда прочитала утвердительный ответ. Но язык Ленитины не повернулся говорить вслух о чувствах при таком количестве «зрителей».