На кладбище было пустынно. Две старушки в черных одеждах встретились ему по дороге.

Листья еще не начали опадать, но осень уже тронула их своим дыханием. Они потеряли часть изумрудных красок, зарделись горячим румянцем, а солнце, все еще горячее солнце наполняло их радостным светом, и деревья словно смеялись, забыв о неизбежном завтра; деревья смеялись, они не знали, что это неуместно здесь, на кладбище, куда попали они волею человека, чтобы создавать ему иллюзию умиротворенности и покоя, помогать предаваться размышлениям о бренности мира и тщете суеты.

Человек свернул на боковую дорожку. Он медленно шел мимо мраморных надгробий и, когда увидел хорошо одетого мужчину в шляпе, сидевшего на скамейке со склоненной на грудь головой, не изменяя ритма движения, прошел мимо.

Шагов через пятьдесят он остановился, повернулся, внимательно посмотрел по сторонам и пошел обратно. Когда садился на скамейку, мужчина в шляпе не шевельнулся.

– Красивая осень в этом году!
– громко сказал человек в плаще, глядя в сторону.

Мужчина в шляпе не ответил.

– Оранжевая осень, правда?
– продолжил человек в плаще и повернулся к соседу.

Тот не ответил.

– Оранжевая осень, правда?
– повторил человек в плаще и тронул соседа за рукав.

Мужчина в шляпе склонился в сторону. Человек в плаще вскочил на ноги. Его сосед медленно, неестественно медленно упал рядом со скамейкой, раскинув в стороны руки. Шляпа покатилась по дорожке и застыла на обочине полями кверху.

Широко раскрытые глаза трупа удивленно смотрели в синее небо Швейцарии.

С дерева оторвался первый лист и, вспыхнув янтарным светом на солнце, кружась, опустился на черный мрамор.

Начальник третьего отдела абвера не любил солнца. Окна его кабинета выходили во внутренний двор здания и большую часть суток были закрыты шторами.

И сейчас в комнате царил полумрак. Свет небольшой лампы с зеленым абажуром освещал блестящую поверхность дубового стола и, отражаясь, падал на лицо шефа, делая его неестественно бледным.

На столе ничего не было, кроме нескольких листков с отпечатанным на машинке текстом и скромного чернильного прибора.

Шеф собрал листки, поднес к глазам и близоруко сощурился.

На панели вспыхнула синяя лампа. Шеф бросил листки и протянул руку к кнопке. Почти одновременно отворилась дверь. Вошел человек в таком же темном костюме, какой был на сидящем за столом.

– Есть новости, Шмидт?

– Да, экселенс. Комба подтвердил сообщение о ликвидации Зероу.

– Давайте сюда. Дело принесли?

Шмидт подошел к столу, подал листок бумаги, потом развязал тесемки объемистой папки в черном переплете.

Внутри лежала другая папка, несколько иной формы. На переплете было написано: "Агент № Е-117 - Зероу". Он раскрыл ее и подал шефу.

Тот перевернул страницу.

– "Иоахим-Мария-Генрих фон Штакельберг", - прочитал вслух шеф.
– Вы знали его лично, Шмидт?

– Так точно, экселенс. Он работает, простите, работал с 1915 года. Находка полковника Николаи. Помните, знаменитое дело на русском фронте в 1916 году?

Шеф перелистывал страницы:

– Россия, Бразилия, Штаты, Испания, Франция, Швейцария... И везде был натурализован?

– Он знал пять языков, как свой родной. Это был разведчик высшего класса, экселенс.

– И все же...
– Шеф выпрямился в кресле.

– Пути господни неисповедимы, экселенс.

– Не сваливайте на бога, Шмидт. Нам оторвут головы, если мы не раскопаем этого дела. Вернее, оторвут мне, а уж о вашей голове позабочусь я сам. Гораздо раньше, гораздо раньше, Шмидт! Ваши соображения?

– Русские или англичане.

– "Или" в устах разведчика? Стареете, Шмидт... А почему не янки?

– Очень уж аккуратно сделано. Я бы сказал, элегантно. Американцы работают грубее.

– Недооцениваете противника, оберст.

– Я десять лет работал с ними, экселенс, - обиженно произнес Шмидт.

– Ладно, ладно. Поручите расследование Комбе.

– Уже сделано, экселенс.

– Важно знать, почему произошел провал. Вы помните, к чему готовили Зероу?

– Разумеется.

– Значит, вам понятно, почему мы должны знать причины его провала. Кто-то докопался до этой идеи. И наверное, знал, что Зероу мы перебрасываем в Кенигсберг.