Ингрид отошла к кровати, села и потёрла виски, напряжённо морщась. Правду? Она сама до конца её не понимала, долгое время пыталась собрать воедино паззл. Из осколков сферы и из событий. Гленда, недолго поколебавшись, села рядом.

— Ладно, думаю, у нас есть время поговорить. По сугробам он в любом случае быстро сюда не дойдёт. Но насколько ты готова мне верить? Убийце, обманщице и врагу. Ты никак не сможешь проверить мои слова, а мне ничего не будет за то, что обману ребёнка.

— Я… Я готова полностью принять твою правду, — уверенно ответила Гленда после недолгого раздумья. — В конце концов, ты сама сказала, что для меня это ничего не изменит. Обманешь и обманешь. Моя совесть умрёт вместе со мной, — с улыбкой добавила она.

— На самом деле, я хочу того же, чего и вы: снять проклятье. Только вы всегда искали способ сделать это, сохранив жизни, а я знала, что такое невозможно. Ваши попытки создать замену сфере… Они были интересными, но большее, что они могли сделать и сделали — пробудить память. Это… Оказалось полезно, потому что из малоактивных осколков сферу не собрать. Я пыталась. Я уже не первый раз пыталась, но по тем или иным причинам не справлялась.

— Но если у нас одна цель, почему ты держалась в стороне и не говорила об этом?

— А что я могла сказать? — горько усмехнулась Ингрид. — Малышка, моё время для воссоздания сферы ограничено, я не могла дать вам спокойно пожить и забрать осколки только под конец. Да и замок не дал бы. Вы ведь сами узнали, что добыть осколок можно только убив хранителя. И то же это получалось? Я должна была подойти и сказать, мол, я вам не враг, потому что хочу снять проклятье, которое сама и наложила, но для этого я должна всех убить. До встречи, ждите в гости. Звучит абсурдно. Убийца не может не быть врагом. А для вас было бы совершенно естественно мне не верить, отрицать услышанное, всё равно сопротивляться и искать другой способ, которого нет. Я просто не хотела вас путать ещё сильнее, но, кажется, даже с этим плохо справилась.

— Если это так, то откуда взялась мысль о тринадцатом поколении, которое должно справиться?

— О, это скорее недоразумение! — Ингрид попыталась улыбнуться, но получилось криво и кисло. — Это не было предсказанием, скорее напоминанием. Для меня. Ведьма может переродиться тринадцать раз, сохранив память, — напомнила она о том, что уже сообщала Хальдис. — Это предел. И мне просто нужно было помнить, что у меня есть только тринадцать попыток. Что я обязана справиться в тринадцатый раз, иначе всё. В следующий раз у меня уже не будет памяти, а значит, я точно ничего не смогу сделать. Даже не приду сюда. А как события будут развиваться без меня? Вряд ли лучше.

— Могла ли ты освободиться раньше?

— Да. Меня удерживает в замке только договор, который я могла бы разорвать ещё в первый раз, когда действия странника исказили проклятье. Могла бы. Но посмотрев на всех, кто пострадал из-за моего эгоизма, поняла, что мне же всё и исправлять. В конце концов, даже если бы я оставила подсказку, изложив в ней подробный план действий… Кто бы осмелился стать убийцей вместо меня? Мастер? Смотря на него сейчас, думаю, он бы смог… Но раньше он не был таким равнодушным. Он умел принимать смерть хранителей близко к сердцу и не смог бы убить сам. А ещё Мастера всё равно кто-то должен пробудить.

По мере объяснений Ингрид Гленде всё больше становилось жалко её. Конечно, отвечать за поступки — правильно, но ведь не Ингрид была виновата в том, каким стало проклятье. То, что сделала она, должно было разрешиться давным-давно, и её можно было понять, оставь она Мастера самому разбираться со своей расколовшейся сутью. Вместо этого Ингрид искала решение и пыталась его применить, даже если это заставляло быть злом в чужих глаза. В её голосе было столько смирения и сожаления, словно она считала себя единственной виноватой во всём, когда на самом деле ведьма была лишь звеном во всей цепи событий.

Гленда всхлипнула и крепко обняла Ингрид. Как жаль, что её силы тут не действовали, как жаль, что она не могла показать хоть немного света этой исстрадавшейся душе. Или могла? Если попробовать задействовать не силу хранителя, а ту, что досталась от волшебницы из прошлого. Сейчас, когда смерть сидела рядом, нет смысла себя беречь.

— Ингрид, спасибо тебе. Спасибо, что одна старалась ради нас всех. Спасибо, что не сдалась. Я верю, что в этот раз ты справишься и, переродившись, будешь по-настоящему свободна. И счастлива, — сквозь слёзы пожелала Гленда, пока их мягко окутывал свет.

Ингрид почувствовала, что тоже плачет. Снова. Для древней ведьмы она была слишком плаксивой, но сейчас это казалось слезами облегчения. Чувство, сродни тому, когда подходишь к родителям, совершив ужасную ошибку, но вместо наказания слышишь, что тебя всё равно любят и обязательно помогут. И с одной стороны становится тяжелее, что огорчил таких понимающих людей, но не можешь сдержать слёз, что кто-то в этом мире любит, верит в тебя вопреки всему.

Девочка в её руках всегда казалась слишком слабой, чтобы просто жить в этом мире. Слишком доброй, чтобы быть настоящей. Слишком понимающей.