— Ос, ты слишком обо мне беспокоишься. — Гленда надула губки в притворной обиде, обхватив брата за шею.

Освалль уже заметно вырос, и Гленде нравилось смотреть на мир с высоты его роста, так что она не сопротивлялась, когда её брали на руки.

— Да, очень беспокоюсь, — слишком легко согласился Освалль. — Ты ведь моя сестра, и я хочу, чтобы ты хорошо себя чувствовала.

— Тогда не оставляй меня. Если ты рядом, со мной точно всё будет хорошо, — прошептала Гленда и протянула руку к подлетевшей бабочке.

Неожиданно точно такая же бабочка сорвалась с кончиков пальцев. Гленда ойкнула, вздрогнув, и точно свалилась бы, не держи её Освалль так крепко.

— Что случилось? — спросил он с беспокойством.

— Я… Я сделала бабочку… — неуверенно пробормотала Гленда. — Ос, опусти меня, пожалуйста.

Освалль осторожно поставил сестру на траву. Гленда посмотрела на свои руки, над которыми то и дело вспыхивали золотые искорки. Она в недоумении перевела взгляд на брата — он же маг, он должен знать, что происходит. Но Освалль тоже пребывал в растерянности, потому что не чувствовал, чтобы от Гленды исходила магия в привычном понимании. Что-то такое он улавливал только в ту ужасную неделю, когда казалось, что сестра больше не откроет глаза.

Тут была совсем другая энергия. Светлая, внешне очень похожая на магию. Будто родная и откликающаяся в сердце. Тем временем Гленда соединила ладони, сложив лодочкой, и зачарованно наблюдала за тем, как искорки складывались в новую бабочку.

Золотое создание легко вспорхнуло, облетело брата с сестрой и исчезло, сев на нос Осваллю. Он зажмурился и начал отмахиваться, чихая из-за рассыпавшихся искр. Гленда была восхищена тем, что смогла создать нечто настолько очаровательное, а Освалль решил, что даже если это какая-то особая и незнакомая магия, он обязан помочь сестре совладать с новыми способностями. Даже если они были совершенно безвредны, что случится, начни сестра бесконтрольно колдовать? Переутомится, сляжет, снова будет с тоской смотреть на улицу только через стекло.

Осваллю иногда казалось, что он в самом деле слишком волнуется о сестре — неправильно помнить только о слабых и беззащитных сторонах. А потом он обнаруживал, как сестра снова плакала над книгой, и неважно, случилось ли там что-то плохое. Так было и в тот раз, когда в сборнике сказок Гленда нашла историю о ведьме и духе.

— Странная сказка, — пожал плечами Освалль, быстро пробежав глазами по страницам. Вроде, ему мать её в детстве читала, но и тогда сказка вызвала только недоумение.

— Г-гру-устная, — сквозь слёзы протянула Гленда. — Р-разве же так б-бывает, что совс-сем ничего хорошего… Н-не происходит?

Освалль подумал, что очень даже бывает. Можно сказать, Гленда знала мир только по книжкам, к тому же, ко всему относилась слишком оптимистично. Освалль же знал больше людей, иногда с отцом в другие города ездил, поэтому считал, что чем больше узнаёшь о жизни, тем легче в ней разочароваться. Наверное, утверждать, что совсем ничего — слишком категорично, но точно есть случаи, когда на фоне невзгод положительные стороны теряются. Просто не остаётся сил, чтобы их замечать.

— Ну… Просто конец и открытый, и печальный. Такое тоже бывает, — уклончиво ответил Освалль.

— Я не о том, — возразила Гленда, немного уняв слёзы. — С концами всегда непросто. Иногда кажется, что всё хорошо, но если задуматься — там просто о плохом не договорили. А бывает, что грустный, но понимаешь — так правильно, будь иначе — было бы хуже. Просто… Тут сама история такая… Безрадостная? И в начале никто счастлив не был, и потом всё обернулось против всех. Ха… — Гленда вздохнула и положила голову брату на колени. — Может, надо повзрослеть, чтобы понять?

Поджав губы, Освалль начал гладить сестру по голове. С того разговора она сама больше не возвращалась к теме взросления и, вместе с тем, не говорила о планах на жизнь. Дети ведь часто мечтают кем-то стать, когда вырастут. Необязательно становятся, зачастую раз дцать успевают передумать, уменьшить амбиции. Гленда же, когда её спрашивали о мечтах, о том, кем она хочет быть, неизменно отвечала одно: взрослой. Те, кто знали об обстоятельствах малышки, только тихо бросали сочувствующие взгляды.

Тем не менее, чудо снова произошло. Гленде исполнилось и десять, и одиннадцать. Она об этом не рассказывала, но чувствовала себя странно. Словно жила, не имея на это права. Словно часы, отмеренные ей, истекли, однако она посмела этому противиться. Родители радовались, что дочь потихоньку становилась здоровее. Гленда тревожилась, потому что начала слышать зов.

Навязчивые мысли и сны, в которых мелькал замок, пугали, но Гленда не решалась рассказать о них даже брату, несмотря на очень доверительные отношения. Она думала, что тревога — плата за время, что она получала сверх срока, предупреждение, что не стоит воспринимать жизнь как должное и что в любой момент она может подойти к концу. Щедрость судьбы отнюдь не безгранична. Что же до замка… Гленда считала — это просто сильно отпечатавшиеся в сознании образы из прочитанных книг.