– Собакин! Чтоб ты сдох!
– со злобой крикнул побелевший Ефимка.
– Кто шатается? Где отряд? Где комсомольцы?

– Погоди, - переводя дух, ответил узнавший их Собакин.
– Отряд уже ушел. Вы с подводами? Берите две подводы и катайте скорее на Песочный проулок. Там остались женщины и ребята. Сейчас Соломон Самойлов прибегал. Все уехали, а они остались. Оттуда поезжайте прямо к новому мосту. За мостом сбор. Дальше - на Кожуховку. А там наши.

Собакин быстро кинулся прочь и уже откуда-то из темноты крикнул Ефиму:

– Смотри... ты... боевой! Вы отвечать будете, если беженцы с проулка не попадут на место.

– Верка, - пробормотал Ефим, - а ведь это наши остались. Это Самойловы, Васильевы, мать с ребятами, твоя бабка.

– Бабке что? Она старая, ей ничего, - шепотом ответила Верка.
– А Самойловым плохо, они евреи.

Крепко схватившись за руки, они побежали туда, где только что оставили две подводы. Но, сколько они ни бегали, сколько ни кричали, подводчик как провалился.

– Едем сами, - решил Ефим.
– Прыгай, Верка. А ждать больше некогда.

...На повороте они чуть не сшибли женщину. В одной руке женщина тащила узел, другою держала ребенка, а позади нее, всхлипывая, бежали еще двое.

– Ты, куда, Евдокия? Это за вами подвода!
– крикнул Ефим.
– Стой здесь и никуда не беги. А мы сейчас воротимся.

Еще не доезжая до дома, он услышал крики, плач и ругань.

– Соломон, где ты провалился?
– закричала старая бабка Самойлиха. И с необычайной для ее хромой ноги прытью она вцепилась в Ефимкину телегу.

– Это я, а не Соломон, - ответил Ефим.
– Тащите скорее ребят и садитесь.

– Ой, Ефимка!
– закричала обрадованная мать.

И тотчас же бросилась накладывать на телегу мешки, посуду, корзинки, ребят, подушки, все в одну кучу.

– Мама, не наваливайте много, - предупредил Ефим.
– На дороге еще тетка Евдокия с ребятами.

– Соломон где?
– уже в десятый раз спрашивала Самойлиха.
– Он побежал лошадей доставать. Куда же без Соломона?

– Не видел я Соломона. Это мои подводы, - ответил Ефим, и, забежав во двор, он отвязал с цепи собачонку Шурашку.

Вернувшись к первой подводе, он увидел, что мать взваливает ножную швейную машину.

– Мама, оставьте машину, - попросил Ефим.
– Где же место? Ведь у меня на дороге еще тетка Евдокия с ребятами.

– Что, Евдокия?.. Я вот тебе оставлю!
– угрожающе и тяжело дыша, ответила мать.
– Я тебе, дьяволу, покажу, как бегать...
– И, кроме машины, она бухнула на телегу помятый медный самовар.

– Бросьте машину!
– с внезапной злобой вскрикнул Ефимка. И, вскочив на телегу, одним пинком он сшиб самовар, потом рванул за край машину и сбросил ее на дорогу.

– Верка!
– крикнул он, отталкивая оцепеневшую мать.
– Бери вожжи. Сейчас трогаем.

Трах-та-бабах!..
– грохнуло где-то уже совсем неподалеку.

– Соломон!
– застонала старуха Самойлиха.
– Как же мы без Соломона?

– Некогда Соломона... Найдется... Не маленький... Верка, поехали.

Трах-та-бабах!..
– грохнуло где-то еще ближе.

Быстро захватив на перекрестке Евдокию Васильеву с ребятишками, Ефим с силою ударил вожжами.

И тогда обе телеги, гремящие чайниками, корзинами, кастрюлями, жестянками, рванулись вперед по пыльной опустевшей дороге.

Трах-та-бабах!..
– ударило еще три раза подряд.

Ошалелые кони шарахнулись в сторону. Собачонка Шурашка метнулась в проулок. А Ефимка рванул вправо, потому что возле нового моста уже загорелась разбитая снарядами ветхая извозчичья халупа.

У противоположной окраины поселка кое-как они перебрались через старый, прогнивший мостик... Когда они очутились на другом берегу, то мать замолчала, бабка заплакала, Евдокия перекрестилась, а Ефимка сразу же круто свернул в лес.

Дорога попалась узкая и кривая. Близилось утро, но в лесу было еще так темно, что только по стуку колес Ефимка угадывал, что вторая подвода идет следом.

Ефим подстегнул коня, и телеги выкатили на просторную светлеющую опушку.

И тут Ефим понял, где они. Кожуховка-то, в которую собирались отряды и беженцы, была где-то далеко, влево за лесами, а впереди совсем близко дымило трубами уже проснувшееся село Кабакино. Но, угадав, куда они выехали, Ефим вовсе не обрадовался. Он попридержал коня и задумался.

– Кабакино, - тихо сказал он Верке, показывая рукою на окутанное туманами серое и угрюмое село.

– Что ты?
– испуганно переспросила Верка.