Шрифт:
Из всех в худшем состоянии была я. С кровати поднималась с огромным трудом, тогда как даже бабушка Вилена, которой было слегка за восемьдесят, передвигалась гораздо шустрее. Столовая находилась в конце коридора. По палатам еду не разносили, руководствуясь принципом «захочешь есть – приползёшь, не пришёл – значит, не сильно-то и хотелось». После того как я чуть не упала в коридоре, попытки дойти до столовой были оставлены. Если бы не Даша и бабушка Вилена, взявшие на себя заботу о моём питании, я бы так и оставалась голодной.
Тоня и Лариса почти синхронно морщили носы от запаха больничной еды, разносившемся по палате, и, наверное, в отместку старались говорить ещё громче, игнорируя мои просьбы.
Вечером медсестра оставила на тумбочке бутылку и пузырёк для сдачи анализов, измерила давление и температуру и сказала, что завтра меня осмотрит лечащий врач. Моим неврологом оказалась Галина Степановна, немолодая сутулая женщина с усталыми глазами.
Она присела на мою кровать и начала перебирать стационарные карты:
– Фамилию напомните мне.
– Марина, – начала я и осеклась. Моя фамилия просто вылетела из головы.
– Фамилию, – произнесла она с лёгким нажимом.
– Не помню, – растерянно прошептала я.
– Анализы тоже сдать забыла? – она посмотрела на поверхность тумбочки, и, взяв стеклянную бутылку, и прочла по прикреплённой к ней бумажке: – Иванцова.
– Но это не моя фамилия.
– А ваша какая? – Галина Степановна уставилась на меня поверх очков.
– Не помню. Но это точно не моя. Я уверена.
– Ладно. Смотрим дальше, – она отыскала нужную карту, и её взгляд забегал по строчкам. – То, что вы упали и ударились головой, помните?
– Да. Я поскользнулась.
– Накануне Нового года, ох, как не повезло.
– Нет. Это было 30 декабря.
– Иванцова, давайте вы не будете мне выносить мозг своими «тут помню, тут не помню». Просто будем доверять записям в вашей карте. У вас кратковременная потеря памяти, так бывает при подобных травмах. Главное, не переживать, и всё со временем восстановится. Голова болит?
– Да. И кружится. И зрение не могу нормально сфокусировать, плывёт всё.
Проверив рефлексы, невролог оставила меня в покое и переключилась на других пациентов. Как только она ушла, Дашка пристала с расспросами:
– А ты что, правда ничего не помнишь? Это же круто очуметь как! Как в кино!
– Я так не думаю, – я отвернулась к батарее, чтобы пресечь попытки настойчивой соседки разговорить меня.
– Нет, ну хоть что-то ты же помнишь? Или только имя? И вообще, так не делают, я ей еду из столовой таскаю, а она меня игнорирует.
Я повернулась, всё же Даша была права в том, что не очень красиво грубить в ответ на её доброту.
– Что ты хочешь узнать? У меня есть муж. Его зовут Максим. И ребёнок. Сынок. Маленький.
– А муж красивый?
– Вроде да, – я улыбнулась. – Высокий, зеленоглазый, русоволосый, не атлет, но с фигурой всё в порядке.
– Бизнесмен?
– Нет. Врач.
Даша поморщила носик:
– Ну, так неинтересно. Он просто обязан быть богатым бизнесменом. Вот тогда всё будет как в кино.
Соседка на время умолкла, по её по-детски пухлому личику было видно, что она о чём-то раздумывает.
– А прикинь, если он на самом деле окажется лысым, низким, шепелявым, с огромным животом, будет тянуть к тебе мохнатые руки и слюнявые губы, – Даша разошлась не на шутку, теперь она ещё и жестикулировала, изображая того орангутанга, которого сватала мне в мужья.
Неизвестно, сколько эта неугомонная продолжала бы надо мной глумиться, если бы не раздался оглушительный окрик, отбойным молотком ударивший по больному мозгу:
– Иванцова, посетители! Иванцова, оглохла?
Соседка по палате перестала паясничать и красноречиво указала на дверь, где в проёме стояла самая грубая медсестра и сверлила меня глазами. Я опять забыла, что Иванцова – это я.
Когда я поняла, что посетители Макс и Лисёнок, сердце заколотилось сильнее, предвкушая встречу. Как же я соскучилась по своим! Не терпелось зацеловать щёчки и золотистую макушку Лисёнка и снова оказаться в надёжных, крепких руках любимого мужчины.
Больничный коридор казался невообразимо длинным. Мне хотелось лететь к ним, но приходилось идти, медленно передвигая ногами и придерживаясь за стену подобно дряхлой старухе.