О, дырявый ящик! Должен сойти за стул. Я подошла к нему и с кряхтением уселась, а точнее упала на него. Не знаю, как потом буду подниматься, но пока сидим.

— Давай, бабуля, не томи. Я уже и так вся во внимании.

Но бабка продолжала молча хмурится и внимательно меня рассматривать.

— Ты кто такая? — наконец-то разродилась, прости Господи, старуха.

— Вот и мне интересно, — обрадовалась я, — так кто же я такая?

Вернула вопрос бабке.

— Неужто блуждающий огонек дуреха поймала? — бабка горестно покачала головой. — Что ж ее понесло-то на болота. Ей бы жить, да жить.

— Давайте без лирики, бабуль, я так понимаю, что Вы в курсе происходящего.

Бабка уже совсем серьёзно кивнула и сказала:

— Лучше б не была. Пошли, чужая душа, сейчас все тебе расскажу.

Бабка развернулась и нырнула во вторую дверь. Там оказалась спальня не намного больше той, в которой проснулась я. Ну, спальня, это я загнула. Так, четыре стены нищеты в чистом виде. Разваливающаяся деревянная кровать, укрытая какими-то тряпками, стул на трёх ножках и перекосившийся стол. Керосиновая лампа и две свечи стояли на столе. И маленькое окошечко, затянутое мутной прозрачной пленкой, вот, пожалуй, и вся обстановка.

— Аккуратнее там! А то тушей своей завалишь мне кровать, она и так из последних сил держится! — крикнула старуха при моей попытке присесть на кровать. Видать, первый шок прошел, и к бабке возвращалось обычное состояние старой склочницы.

Я пожала плечами и аккуратно уселась на заскрипевшую мебель. Та и правда могла рассыпаться в любой момент.

— Сколько лет тебе-то, чужая душа?

Спросила старуха, немного подумав.

— Пятьдесят восемь исполнилось недавно, — смысла скрывать возраст не было.

— Почти ровесницы, значит, — хмыкнула бабка, и я удивленно на нее посмотрела. На вид ей было все девяносто, а то и девяносто пять.

— Что зыркаешь так удивленно, — грубо гаркнула старуха, — в нашем мире без магии долго не живут, да и бедность ест не хуже любой болезни.

Что правда, то правда. Это я понимала, это было мне близко. Всю жизнь тянула на себе семью, убегая от нищеты, но мой алкаш Игорь так и не дал мне увидеть свет в окошке. До самой смерти мотал из меня нервы, деньги и кровь. Каждый раз после очередной белочки и синяка под глазом обещала себе, что вот теперь разведусь, но потом запал утихал, приходил закономерный вопрос "а как же дети? а как же я без мужика-то?", и ноги мои до загса так и не доходили.

А потом стало поздно. Печень благоверного не выдержала, добавилось воспаление легких, которое этот алкаш подхватил, валяясь в очередной луже, и очень быстро я превратилась во вдову, вместо предполагаемой разведенки. Так и не увидев нормальной жизни, между прочим. Дети мне, кстати, не простили, что я не бросила Игорька. Им он тоже хорошо жизнь попортил, пока были в родительском гнезде. Вот сейчас созванивались с ними: "Как дела мам? Все хорошо?", а в голосе холодок сквозит.

Больно, но что поделаешь. Вернуть бы свою молодость, да жизнь, только…

Только вот она вернулась, да что-то тоже не такая, как в сказке, эта молодость. В пузо толкнулись, давая понять, что житель или жительница проснулись. Ох, я и забыла, что такое беременность. Моему старшему Валерке уже тридцать девять лет! А тут такое чудо-чудное и диво-дивное.

— Откуда будешь, чужая?

Продолжила допытываться меня бабка. Хотя какая она мне бабка? Сама сказала, что ровесница.

— Ну, во-первых, меня Лидией зовут! — отрезала я старухе, сразу же ставя ее на место. — А во-вторых, с Земли я.

— Откуда? Не слышала я места такого.

— А как ваши места называются?

— Ну, знамо как, — пожала плечами женщина, — ферма наша в графских землях стоит. Графья-то Бречинские будут. Вот их сынок, молодой графёнок, племяшку мою, дуру несусветную, попользовал, да ко мне привез. С наказом принять! Вот она бесстыжая и понесла ублюдка графского!

Сплюнула на грязный пол бабка. Я недобро зыркнула на нее из-под бровей. Ведьма она, как есть, ведьма! Родная племянница все же, а такое отношение.

— А лет племяннице сколько?

— Да семнадцать уже исполнилось. Самый сок девка была! Да толку от того. Лучше б сгинула с родителями, чем вот так…

Эта фраза заставила меня насторожиться:

— А с родителями что?

— Брат мой, дурак горемычный, служил в графском поместье помощником эконома. Мать последние гроши считала, чтобы выучить его и выбиться в люди. Ну и что, я тебя спрашиваю, получилось? Нашел себе эту Ивку-вертихвостку, и она втянула шею его в петлю. Проворовался он так, чтобы женку свою задобрить мехами, да камушками драгоценными, что граф его повесил, а дочь с женою кинул в тюрьму. Ивка там и сгнила за два месяца, а тебя вот графский сын привез, да на меня сбросил. Тьфу ты, не тебя, а Мирку, племянницу мою еще и брюхатую. А я старая, сама еле свожу концы с концами. А тут мне еще и девку на шею вешают.