– Загляни ко мне на фабрику, когда будет время, у нас уже почти готова развеска, интересно, что ты скажешь.

– Что от современного искусства лично я предпочитаю держаться в стороне, – улыбнулся Роланд. – Ладно, малыш. Уверен, что у вас там что-то интересное…

_______

Она очень грациозна в новом платье из серого шелка с длинными шифоновыми рукавами. Роланд убедил ее, что лучший способ скрыть что-то – не явно спрятать это, а лишь слегка замаскировать. Хильда стеснялась своих шрамов и отказывалась надевать одежду с коротким рукавом, тогда он выбрал несколько платьев с полупрозрачными рукавами. Они пришлись ей по вкусу.

Она медленно обходит зал, словно пытаясь вобрать в себя каждый сантиметр пространства. Ей здесь нравится, здесь неспокойно, но хорошо. Цоллерн-старший как будто в первый раз увидел эти суховатые черты, придающие ей сходство с цыганкой. Ее нельзя назвать хрупкой, даже при ее худобе, ее прочность – это прочность струны или жилы. Острый взгляд, прямой нос, тонкие, словно всегда сжатые губы, едва заметные морщины надменности и злости, не против людей, против судьбы, делающей их несчастными.

Осмотрев основной зал галереи, она изучала теперь его кабинет. Роланд сварил кофе. Он продолжал наблюдать. Иногда она похожа на слепую – вот она ведет кончиками пальцев по ребру старого комода с львиными мордами, потом проводит ладонью по его поверхности, с которой в некоторых местах стерся лак.

– Этот комод был спутником последних дней одной старухи, он многое стерпел от бывших хозяев – на него проливали кипяток, на нем кололи орехи, его открывали постоянно грязными руками. В нем столько усталости, и все-таки его хозяйка в могиле, а он все еще жив. Иногда смотришь на вещи и становится не по себе от того, насколько они переживают людей – парадокс, созданные людьми они более долговечны, чем их создатели… А в верхнем ящике я после покупки нашел кое-то интересное – открой!

Она аккуратно берется за латунную ручку и немного выдвигает ящик, разглядывает то, что внутри. И вдруг слегка отшатывается. Цоллерн-старший не спускает с нее глаз. Теперь она выдвигает ящик шире и берет куклу, осторожно трогает облупившуюся краску на ее пальцах, рассматривает глаз, который вот-вот провалится внутрь головы, пытается вправить деревянный плечевой сустав, гладит по свалявшимся волосам.

_______

В дверях показался Оливье. Глаза и нос у него горели, видимо он недавно яростно тёр их платком. Роланд вышел и кивнув ему, чтобы юноша вернулся за свой стол, тихо спросил:

– Что за вид, Оливье? Ты мне всех посетителей распугаешь!

– Дениз… – всхлипнул шепотом молодой человек.

– Ч-ч-ч! Что Дениз? Родила? Умерла? Что? Говори! – грозно зашипел на него Роланд?

– Она в больнице… – также шепотом ответил Оливье. – Простите, мсье Роланд! Я искал запись об одной продаже, Дениз ею занималась, и не мог понять, что там с окончательной проплатой, я позвонил Дениз, а трубку взяла ее мама, я попросил позвать Дениз, она заплакала и сначала не могла ничего сказать, потом сказала, что она в больнице.

– В каком отделении? Что случилось? Надо было выяснить!

– Я выяснил – она в хирургическом… она пыталась покончить с собой, после того как ее бросил муж…

– Идиотка!

– Не ругайте ее мсье Роланд, она хорошая девушка!

– Ты что как маленький? Хорошая! Из-за какого-то ничтожества! – Роланд прошелся до двери, заглянул в свой кабинет, потом вернулся к столу Оливье. – Приведи себя в порядок – мне нужно уехать, пару часов меня не будет.

Он хотел сказать жене, что уедет, зашел в кабинет, застал ее стоящей у окна. Кукла все еще была у нее, она прижалась к ней щекой, склонив голову. Звук, выскользнувший из старательно сохраняемой тишины, выдал ее. Роланд развернул ее к себе, она снова сухо всхлипнула.

– Ну что ты?

– Можно я возьму ее себе? – тихо попросила она.

– Да. Конечно. Только давай вылечим беднягу! Отвезем ее к доктору – я знаю одного…

Она удивленно посмотрела ему в глаза.

– Ты серьезно?

– Поехали.

_______

По дороге Роланд рассказал, что после смерти отца проводил ревизию домашнего хозяйства и нашел на чердаке чемодан с игрушками: не слишком старыми, но довольно заигранными машинками, заводными зверями и настольными играми. По совпадению ему попалось объявление, что некто принимает на реставрацию, а также в дар старые игрушки. Роланд позвонил, и чемодан у него забрали, оставив взамен визитную карточку доктора.

Кукольный доктор жил на одной из улиц старого центра. На первом этаже его небольшого дома помещался магазин, где продавались игрушки и все для их починки, а на втором – жилая часть и мастерская.

Когда они вошли, Роланду в первый миг захотелось зажмуриться, словно он маленький мальчик, которого вдруг накрыли кружевной нижней юбкой, – так подействовало не него обилие развешенного повсюду старинного кукольного белья, воротничков, оборок. Все это хрупкое барахло дышало непривычной интимностью. Крошечные чепчики и носочки, щегольские дамские панталоны, уменьшенные до кукольного роста, были, казалось живыми. Он перевел взгляд на стеллажи с игрушками. Чего тут только не было: свалявшиеся медведи, потертые коты, лисицы, зайцы, и, словно большие жестяные насекомые, различные модели автомобилей, трамваев, поездов, в коробках – солдатики и всякая подсобная игрушечная мелочь, типа посуды и младенческих погремушек, и в огромном количестве старинные куклы со странными глухими глазами. Были тут и ангелоподобные дети, и маленькие уродцы с кривыми конечностями и двумя или тремя лицами, на которых застыли разные гримасы, было и несколько самовлюбленных шикарных красавиц, которые, насколько Роланд знал, стоили целое состояние, и милые дурнушки, и смазливые кокетки, и откровенные олигофрены. Все они казались ему душами чистилища, которых судьба вырвала из жизни в домах в заботе или пыльном забвении и собрала здесь, в этом маленьком магазинчике, в полумраке. Они выстроены тут по рангам, глазеют на посетителей и ждут начала новой жизни. Иногда ему чудилось, что он слышит голоса вещей, особенно старых, видавших на своем веку многое, впитавших в себя события и состояния людей, рядом с которыми они существовали. Разглядывая эти полки, он думал о том, что игрушки, как никакие другие предметы, сохраняют память о своих прошлых владельцах, ощущение того, что в них осталась частичка живой души ушедших людей.

– Здравствуйте, мадам! Мы к доктору, – сказал Роланд улыбчивой женщине за прилавком магазина.

Она позвонила в колокольчик и открыла перед ними дверь на лестницу.

– Проходите, пожалуйста. Он в мастерской, там дверь открыта – увидите.

Поднявшись по лестнице, они очутились в небольшом коридоре, где среди нескольких закрытых дверей была и одна открытая. Они подошли к ней. На всякий случай Роланд постучал по косяку, хотя понимал, что звонок колокольчика предупредил хозяина о посетителях, но все-таки, поскольку он сам желал, чтобы в открытую дверь его библиотеки стучали, когда он находился там, он решил, что это не будет лишним.