– Привет честной компании, – Паша с порога поприветствовал всех присутствовавших.

– А вот и князь пожаловал, – воскликнул Володя. – Князь, да на вас лица нет! Паш, ты не заболел часом? – добавил он серьёзным тоном. – Есть немного, – ответил Паша. – Но это не простуда и не понос. – Ну, тогда мы спокойны, – съязвил полковник, а потом добавил: – У тебя на самом деле видок еще тот.

– Ничего страшного, – сказал Паша и начал раздеваться. – Ни хрена себе! – воскликнул один из Иванычей. – Это «ничего страшного» похоже на сломанные рёбра! – и на самом деле, выглядело это ужасно: красно-синее пятно с фиолетовым оттенком. Все отвлеклись от своих занятий и подошли к Павлу. Полковник осмотрел бок. – Рёбра вроде не сломаны, – сказал он, – но к врачу надо обязательно, мало ли что. – Ладно. Завтра обязательно, – согласился Паша. На следующий день доктор подтвердил, что жить Васильков будет. Перелома нет, но есть сильный ушиб.

Грянул гром. Гулкое эхо прокатилось по всему серому небу и потерялось где-то за облаками. Потемнело как-то неожиданно и сразу. Сверху начали падать первые, хоть и редкие, но крупные капли. Они прибивали пыль, которую поднимал усиливающийся ветер. Прохожие ускоряли шаг, мамаши хватали играющих детей в охапку и бежали домой. В небе еще раз бабахнуло. С балконов снималось стираное бельё, сохнущее на верёвочках, закрывались форточки, улицы пустели. Город готовился к дождю.

– Сейчас начнётся, – сказал Павел, – бежим! – И они с Леной побежали до ближайшей подворотни, там свернули и спрятались в подъезд. – Вот так всегда, – с горечью выдохнула Лена. – Столько не виделись, и вот, пожалуйста, – дождь. Вечер пропал. Они стояли в подъезде, а на улице хозяйничал настоящий ливень, просто стена воды. Иногда гром нарушал мелодию капель, но его раскаты были той самой изюминкой в симфонии, которой так часто не хватает.

– Идея! – провозгласил Паша, подняв вверх указательный палец. Едем к дяде. Он нас звал и, мне кажется, будет просто рад. – К дяде? – Лена улыбнулась предложению, она любила дядю. – Выбора нет, поехали. Чуть только дождь утих, а точнее, у него была маленькая передышка, они побежали до ближайшей остановки. Им повезло, не пришлось долго ждать, из-за поворота показался автобус. Как всегда, в нём было много народу, дотянуться до поручня смог лишь Павел, Лена держалась за его рубаху, а он её поддерживал за талию. Волосы у Лены были мокрые, и их запах, в сочетании с духами, опьянял. В голову лезли разные мысли, глупые и не очень. Павел притянул Лену к себе, она подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. В такие мгновенья окружающий мир исчезал. Он осторожно коснулся губами её мокрого лба, Лена опустила голову и прижалась ухом к его гуди. Услышав, как бьётся родное сердце, она улыбнулась, и никто этого не заметил. Автобус трясся по городским ухабам, заполненный разными душами, и никому не было никакого дела друг до друга. Дверь распахнулась, и в лицо гостям ударил крепкий запах борща. На пороге стоял Тимофей Валерьянович в тёмно-красном плюшевом халате и мохнатых тапочках. – Ба-а! Вот это гости! – воскликнул дядя, вскинув руки чуть в стороны и вверх. – Не думал, не гадал, уважили старика… Да что же вы стоите?

Проходите скорей, вы же мокрые с ног до головы. Гости прошли в гостиную. Там было тепло и как и в прихожей настойчиво пахло борщом. – Леночка, – сказал дядя, – дай прынцу что ни будь переодеть, твои вещи где всегда. Мне нужно срочно на кухню, а то останемся без обеда, – и дядя скрылся в коридоре. – А он неплохо готовит, – заметил Паша. – Откуда ты знаешь? – искренне удивилась Лена. – Держу пари, нас здесь покормят. – Ты любишь еще что-нибудь, кроме поесть?

– Да, – с готовностью отозвался Павел. – Поспать. А еще я люблю тебя. – Сначала поспать, а потом меня, – укоризненно заметила Лена. – Нет, спать с тобой. – На грубость нарываешься?

– Что естественно, то не постыдно, – сказал Паша, скорчив на лице безысходность. – А потом, мама учила меня говорить всегда правду, – он хотел поцеловать Лену, но она ловко увернулась. Вскоре они втроем сидели за столом, в тарелках дымился наваристый борщ, а на плите дошкварчивали котлеты.

– В таких случаях, – заметил дядя, – от простуды… чуть-чуть… первое дело. Вы употребляете? – спросил он у Павла.

– Еще как! – мгновенно ответил тот. – Леночка, – продолжал дядя, – тебе сейчас тоже… чуть-чуть… только на пользу.

Лена недовольно поморщилась, но согласилась. Обед прошел в атмосфере дружбы и взаимопонимания. Стороны обменивались шутками и анекдотами, что, надо заметить, не способствовало пищеварению. Зато пищеварению и дружбе способствовало еще два раза от простуды (один раз под борщ, второй под котлеты). Вечерело. За окном по карнизу весело барабанил дождь. Ливень давно закончился, и теперь кали падали размеренно и неторопливо. В лужах в разные стороны разбегались круги, длинные и прозрачные дождевые черви, выгнанные из своих квартир потопом, распластались во весь рост. Небо было ровно серым, без разрывов и разводов. Кое – где в домах уже горел свет. В комнате Тимофея Валерьяновича было уютно и тепло. То, что дядя коллекционер, было заметно и по стенам. В комнате где сидели гости висели две работы Кандинского и одна Малевича. Мебель у дяди явно не с фабрики «Красный шкаф». А также Васильков обратил внимание на чудесную вазу, настоящий Мейсен, и настенные часы с матерным боем, так их называл дядя, и поднять они могли даже мёртвого. Ореховый книжный шкаф, работы прошлого века доверху заполнен редкими изданиями Шиллера, Мольера, Чехова, Бомарше и многим другим. Свет в комнате был неярким, даже приглушенным, на граммофоне стояла пластинка Вертинского, и неунимавшийся дождь глухо подпевал ему. – У вас не дом, а просто музей, – заметил Паша. – Все заполнено редкими и очень красивыми вещами. Даже музыку вы слушаете на граммофоне. Неужели в мире сегодняшнем вам ничего не нравится?

– Ха-ха-ха! – рассмеялся дядя. – Да упаси Бог. Неужели я похож на старую деву, бесконечно перечитывающую старые письма и без конца ворчащую, что в наше время всё было по-другому? Что вы. У меня цветной телевизор, видео, этот, как его? – тостер и много других, как сейчас говорят, прибамбасов. А вот люди, и правда, стали более злыми и жестокими, впрочем, они и раньше были такими, только держали это внутри себя. Боялись. А сейчас всё выплыло наружу. От старых же вещей веет добротой, мудростью, смирением. А что касается музыки… Ну, где вы найдёте сейчас такого Вертинского? А граммофон придает свой особый колорит. – С этим очень тяжело спорить, – согласился Паша, – наверное, сложно было всё это собирать?

– Трудно на всё выкроить деньги, – ответил дядя. – А вот что по-настоящему было сложно, – это моя коллекция марок и монет. – Дядя поднялся и вытащил из верхнего ящика в серванте две здоровенные коробки. – О-о-о… Это надолго, пойду поставлю чай, – сказала Лена и ушла на кухню. Они долго пили чай, Тимофей Валерьянович рассказывал истории некоторых экспонатов. Иногда была почти комедия, а порой детектив или даже драма.

За окном давно стемнело, дождь закончился, гости собирались уходить. – Подождите, я вам сейчас кое – что покажу, – сказал дядя и вышел из комнаты, а когда он вернулся, то на руках у него лежал меч. – Что вы, Павел, об этом скажете, ведь вы разбираетесь в холодном оружии?