– Прежде чем мы начнем разговор о деньгах, – начал я, – позвольте мне, мистер Даваджер, расставить все точки над «i». Вы решили воздействовать на мистера Фрэнсиса Гатлиффа угрозами помешать его бракосочетанию в среду. А если, предположим, у меня в кармане ордер на ваш арест, выданный магистратом? Предположим, в соседней комнате сидит констебль, готовый вас задержать. Предположим, я завтра, накануне свадьбы, заявлю, не называя имен, что подозреваю вас в вымогательстве, и потребую задержать вас на сутки до прояснения обстоятельств. А вы, подозрительный незнакомец, предположим, не сможете найти в этом городе никого, кто возьмет вас на поруки. Предположим…

– Постойте-ка, – говорит мистер Даваджер. – Предположим, я не самый безнадежный тупица из тех, кто носит башмаки. Предположим, я сообразил, что не стоит носить письмо при себе. Предположим, я вручил некий конверт на хранение некоему другу в некоем месте в этом городе. Предположим, в этом конверте лежит письмо, адресованное старику Гатлиффу, а также копия этого письма, предназначенная для редактора местной газеты. Предположим, мой друг получил указания вскрыть конверт и доставить письма по адресам, если я сегодня вечером не приду забрать их. Коротко говоря, мой дорогой сэр, предположим, вы родились вчера, а я – нет! – говорит мистер Даваджер и снова подмигивает мне.

Он не застал меня врасплох: я и не думал, будто письмо может быть при нем. Я притворился, будто сильно опешил и готов пойти на попятный. Мы мигом условились, как решим вопрос о доставке письма и вручении денег. Мне предстояло составить соглашение, ему – подписать. Он не хуже меня понимал, что это соглашение – полнейшая фикция, и сказал мне, что я предлагаю его составить исключительно с целью содрать с заказчика побольше. При всей своей проницательности тут он ошибся. Соглашение составлялось не ради денег мистера Фрэнка, а ради времени мистера Даваджера. Оно было для меня лишь предлогом отложить выплату пятисот фунтов до трех часов дня во вторник. Поскольку утро вторника мистер Даваджер, по его словам, намеревался посвятить развлечениям, он спросил меня, что стоит посмотреть в городе и окрестностях. Я рассказал ему, и он выбросил зубочистку в мой камин, зевнул и удалился.

Я звякнул в колокольчик один раз, подождал, пока мистер Даваджер пройдет мимо окна, а потом посмотрел, где Том. Вот он, мой золотой мальчик, на той стороне улицы, как раз принялся гонять волчок с самым что ни на есть беззаботным видом. Мистер Даваджер двинулся по улице по направлению к рыночной площади. Том тоже погнал волчок по улице в сторону рынка.

Через четверть часа он вернулся, собрав все нужные сведения, причем изложил их до того ясно и лаконично, что просто прелесть. Мистер Даваджер дошел до питейного заведения у самой окраины, на проулке, который вел к большой дороге. На скамейке у заведения сидел человек и курил. Он спросил: «Порядок?» – и вручил мистеру Даваджеру письмо, а тот ответил: «Порядок!» – и пошел обратно в гостиницу. Там он заказал к себе в номер горячего рома с водой, сигары, шлепанцы и велел растопить камин. После чего отправился наверх, а Том ушел.

Теперь я видел свое будущее очень ясно – не слишком далеко, но все же ясно. Я узнал, где находится письмо, – со всей вероятностью, там оно и пробудет до утра: в «Гербе Гатлиффов». Заплатив Тому, я дал ему поручение слоняться возле двери в гостиницу, а когда устанет, подкрепляться в кондитерской напротив и есть там до отвала при одном условии: все время сидеть у окна и не сводить глаз с гостиницы. Если мистер Даваджер выйдет либо друг мистера Даваджера придет навестить его, Том должен сообщить мне. Кроме того, он должен был отнести записочку от меня старшей горничной, моей давней приятельнице, и попросить сегодня вечером, закончив дела, заглянуть ко мне в контору по личному делу. Уладив все эти мелочи, я обнаружил, что у меня есть полчаса свободных, и принялся хлопотать: разогрел себе копченой селедки в конторском камине, выпил горячего джину с водой и ощутил себя относительно довольным жизнью.

Когда пришла старшая горничная, оказалось – большая удача! – что мистер Даваджер привлек ее самое пристальное внимание к своему уродству, поскольку попытался выказать свое расположение, сорвав поцелуй. Едва я упомянул о нем, горничная принялась рвать и метать, а когда я добавил для верности, что мне поручили отстаивать интересы очень красивой и достойной молодой леди (не упоминая имен, естественно), ставшей жертвой жестоких тайных махинаций со стороны мистера Даваджера, моя приятельница была готова практически на все, лишь бы послужить успеху нашего дела. Короче говоря, я узнал, что рассыльный при гостинице получил указание разбудить мистера Даваджера завтра в восемь и должен, как обычно, забрать его одежду вниз, в чистку. Мы договорились, что, если мистер Д. с вечера не вытащит все из карманов, рассыльный забудет сделать это за него и принесет одежду вниз в том виде, в каком обнаружит ее. Если же карманы мистера Д. окажутся пусты, тогда, разумеется, процесс поисков придется перенести в номер мистера Д. Я мог всецело положиться на старшую горничную, а старшая горничная в свою очередь могла всецело положиться на рассыльного.

Я дождался возвращения Тома – он сильно запыхался, а лицо его приобрело желтушный оттенок, но что касается умственных достоинств, они лишь обострились. Доклад его был чрезвычайно краток и утешителен. Гостиница закрывается на ночь, мистер Даваджер укладывается спать, совсем пьяненький; друг мистера Даваджера не объявлялся. Я отправил Тома (строго-настрого наказав ему наутро глаз не спускать с нашего приятеля) в импровизированную постель за конторским столом – и полночи слушал, как он там икает: и самый хороший мальчик будет икать, если разволнуется и переест пирожных.

В половине седьмого утра я тихонько проскользнул в каморку рассыльного.

Одежду принесли. Брюки без карманов. Жилетные карманы пусты. В карманах сюртука что-то было. Во-первых, платок; во-вторых, связка ключей; в-третьих, портсигар; в-четвертых, бумажник. Разумеется, я не рассчитывал найти там письмо, не настолько я глуп, однако же открыл бумажник, поскольку хотел кое-что уточнить.

В двух кармашках бумажника – ничего, кроме старых объявлений, вырезанных из газет, локона, перевязанного засаленной ленточкой, циркуляра о каком-то кредитном обществе и списка каких-то стишков, которые не пристало бы читать в компании, разве что среди людей исключительно вольных нравов. В записной книжке – чьи-то нацарапанные карандашом адреса и расписки красными чернилами. На одной страничке – любопытная пометка: «NB. 5 В ДЛИНУ, 4 В ШИРИНУ».