– Слава Богу, Боб Хилл был там, - сказала Седина глухим голосом, и Мэг кивнула, соглашаясь с ней.

– Он сразу же сделал все, что было необходимо, и они с Домиником помогли ему сесть в машину. Ваша тетя поехала с ними в больницу, а Доминик последовал за ними на своей машине, Он звонил как раз перед тем, как я разбудила вас, и сказал, что положение дяди нормальное и приступ был не сильным. Однако ему придется пробыть там несколько дней - для окончательной поправки и обследования.

– Почему же мне сразу об этом не сказали? Вы должны были меня разбудить, недовольно заметила Селина. Она уже оправилась от первоначального шока, но все еще не могла поверить, что ее могли не разбудить, когда все это происходило.

– Я предлагала разбудить вас, - ответила Мэг.
– Но Доминик не велел вас беспокоить. У вас была утомительная поездка, вы спали, и в любом случае вы все равно ничем не могли бы помочь.

"Кроме того, что я была бы с ним, поддержала бы Ванессу, которая наверное с ума сходит от волнения", - подумала с горечью Селина, понимая, что истинная причина состоит в том, что Доминик просто вообще не хочет, чтобы она присутствовала в их жизни, Но Мэг сказала;

– Все произошла так быстро, и когда они все уехали, было уже бессмысленно беспокоить вас до того, как я получу известия из больницы.

– Я еду туда, - заявила Селина, пересекая комнату, чтобы взять сапоги из нижнего ящика шкафа, куда она уже успела их поставить. Она должна повидать Мартина и Ванессу и убедиться в том, что приступ действительно был несильным, и сказать Ванессе, что готова оказать ей необходимую сейчас помощь.

Она быстро натянула сапоги, сняла с вешалки пальто и прихватила по дороге к двери сумку, не в эту минуту в комнату вошел Доминик - постучать в дверь ему и в голову не пришло.

– Ну, как он там?
– одновременно произнесли Селина и Мэг, и Доминик, отвечая, смотрел только на Мэг, избегая тревожного, взгляда Седины.

– Я уже говорил по телефону, что положение стабилизировалось, его лечащий врач постоянно при нем. Он даже ворчит, что не удалось отпраздновать день рождения.
– Доминик улыбнулся Мэг.
– Мама решила остаться там на ночь вообще-то особой необходимости в этом нет, но она так хочет. Вы не соберете необходимые вещи? Вы знаете, что ей может понадобиться.

– Ну, разумеется - Мэг сразу же вышла из комнаты, а Селина заявила:

– Я отвезу их сейчас в больницу. Тебе нет необходимости еще раз туда ехать сегодня.

– Боже, какая забота, - протянул Доминик, глядя на нее своими холодными серыми глазами.
– В конце концов до больницы всего пятнадцать километров, сказал он язвительно и перегородил ей выход из комнаты.
– Думаю, что для всех будет лучше, если ты останешься дома.

– Да неужели?
– огрызнулась Селина с вызывающим видом и открыла сумку, чтобы достать ключи от машины. Доминик с чрезвычайным удовольствием сообщил бы родителям, что она даже не побеспокоилась, чтобы навестить своего дядю.

Во многом он был ужасно инфантильным. Он хотел быть единственным светом в окошке для своих родителей, верил, что является для них центром этого мира, и мысль о том, что Селина может что-то отнять у него, была для него нестерпима. Ему очень не нравились те теплые отношения, которые существовали между ней и его отцом и он был не в состоянии понять, несмотря на свой возраст, что эти отношения отнюдь не лишают его отцовской любви.

С мстительным выражением на узком лице он стоял спиной к двери, загораживая ей проход, и в его словах прозвучала злоба:

– Ты и так причинила ему слишком много неприятностей. Один твой вид напомнит ему, что именно вызвало этот приступ, и еще не известно, чем все кончится.

– Неприятности?
– она выделила это противное слово, румянец, вызванный возмущением, сошел с ее щек, лицо побледнело, в глазах мелькнуло недоумение. О чем ты говоришь, черт подери? Что я такого сделала по-твоему?

Много лет назад, когда они вместе росли, Доминик всегда старался переложить на нее всю вину за детские шалости. Если ему удавалось представить ее в дурном свете перед родителями или друзьями, он был безмерно счастлив. Она уже научилась не обращать на это внимания, лишь пожимала плечами, зная, что его наговорам практически никогда не верят.

И сейчас было похоже, что он принялся за старое, но на сей раз ситуация была совсем другой. Это не было какой-то мелочью, типа разбитой безделушки или окна, или пропажей нескольких пенсов из кошелька матери. Здесь дело было нешуточным. Преднамеренно она никогда не доставила бы неприятностей людям, воспитавшим ее и заботившимся о ней.

– Что я такого сделала?
– требовательно спросила она, и он ворчливо ответил:

– Эта записка, которую ты ему оставила. Он и дочитать ее не успел, как потерял сознание.