Шрифт:
– А идите вы куда хотите! Не пойду я! Мне и тут хорошо…
– А ну как мы тебе сейчас, – двинулись на Ивана мужики.
– А попробуйте, – рванул Дурак в угол, прихватив со стола тяжеленный подсвечник, – ой как заряжу в лобешник любому, кто подойдет!
Народ замер, а потом слегка и отхлынул, приговаривая…
– А ведь и правда, засветит…
– Так он дурной, что ему…
– Да и здоровый, как бык…
И не миновать бы побоища и увечий, а там глядишь и урону дому хозяйскому, если в разговор опять-таки не влез Сучок…
– Ты обожди, Ваня, никто тебя не тронет…
– Да пусть попробуют, – усмехнулся Дурак подбрасывая на руке подсвечник, – вот обрадую, мало не покажется…
– Нет-нет, не надо нам драки, нам дело важное решить надо, – начал к Ивану подступ Сучок.
– Не пойду, – отрезал Иван.
– А давай по-другому, – нашелся Сучок, – ежели ты не поленишься и сходишь…
– На хрен! Не пойду…
– Не гоношись, послушай сперва. Ежели ты обчеству окажешь такую услугу, то и обчество пойдет тебе навстречу. Хозяйство твое поправим.
– Хозяйство…, – задумал Иван.
– Дом поправим, забор поставим…, – Сучок обернулся к мужикам, – что нам стоит присмотреть за Ваниным хозяйством.
– Ну да…
– Да чего там возиться-то, пары дней хватит…
– Вот, – повернулся вновь к Ивану Сучок, – а если задержишься, мы и твои огородом займемся, все соберем, в амбар сложим.
– Так это, нет у меня амбара, – пробормотал Иван.
– Так мы построим, до сбора урожая время есть, будет у тебя и амбар.
– А если надумаешь жениться, когда вернешься из столицы, так мы всей деревней и свадьбу тебе сыграем…, как тебе такое предложение?
Иван почесал голову, отставил подсвечник, а потом и вовсе сел на скамью…
– Общество не против будет, если я подумаю?
– Да чего здесь думать?
– Да что мы его как девку на первый раз уговариваем?
– Тихо-тихо, – поднял руку Сучок, – каждый человек имеет право подумать…, это много времени не займет…, думай, Ваня, не торопись…
Бывают зрелища и еще чуднее, но только за ними ходить надо по всему свету, смотреть, да выискивать, а тут, считай, в своем собственном дому и такое чудо – Дурак думает. А зрелище, надо сказать, и правда было чудное. Сидел Иван на стуле, обхватив голову ручищами, морщил лоб изо всех сил, таращил глаза во все стороны, и даже что-то шептал, совсем тихо, зато с подвываниями. Мужики еще дальше отступили, глазели с опаской и перешептывались промеж собой:
– Господи помилуй, до чего он страшен в такую минуту…
– И не говори, в пору самому глаза закрыть, да и бегом отсюда…
– Вот что с людями нормальными ум делает…
– И не говори…
– Главное, чтобы он додумался до того, чего нам всем надо, а то представьте, мало того, что сейчас стращает, а потом еще подымится, да как гаркнет свое обычное, идите, мол к ентой матери, а я сам никуда и не пойду…
– Что верно, то верно, с таким бугаем разве справишься, ежели что…
Наконец, Иван словно замер, перестал рожи страшные корчить, голову отпустил и даже вздохнул, а потом и вовсе поднялся и лицом посветлел.
– Ладно, сельчане, коли надо, значит надо. Я от долга своего уклоняться не собираюсь – пойду с письмом к царю – воля ваша.
Ну, тут уж и сельчане выдохнули с облегчением.
– А договор наш, будем считать того, заключенным. Вы сами предложили, сами все слышали, да и батюшка Калистрат при всем при этом присутствовал…
Ну и чтобы уж все со всем сладилось, оставалось еще одно дело, надо было сходить к барыне Клепатре, чтобы она разрешила Ивану такой вот поход, ну то есть, чтобы бумагу разрешительную выписала, да печаткой своей приложила. Так, всей толпой, мужики и направились на барский двор. Впереди, как положено, Иван Дурак, следом за ним батюшка Калистрат, на а уж следом и все остальные пристроились. Таким же порядком к барыне и ввалились…
А между прочим, если кто-то кровей изнеженных, или не привыкший к суровой крестьянской жизни, то такая вот толпа молчаливых, трезвых мужиков, которая идет и никуда не сворачивает. Да еще и с поводырем, да еще и с попом, что при всех регалиях, так что даже иконка на пузе у него раскачивается – от такого зрелища и бывалых генералов в дрожь бросало…
Потому и не удивительно, что на барском дворе поднялся переполох. Заметалась дворня, завыли собаки, детки, коих при дворе всегда было немало, рев подняли, а некоторые и вовсе попрятались. Даже птица, в смысле, курицы-утки, которые, как известно, большим умом не отличаются, бросились врассыпную.
Барыня Клепатра на тот момент сидела в своей комнате, в пеньюаре, и в полнейшей тоске. Средств на поддержание хозяйства совсем не оставалось, надо срочно было готовить что-то к продаже. Да только вот беда, ничего лишнего, а самое главное, ценного, за что можно было бы выручить большие деньги, под рукой у нее не было. Поэтому она просто перекладывала бумаги с места на место, даже и не глядя в них, а лишь предаваясь странной мечтательности…, она вспоминала Париж, славные, но увы, прошедшие дни.