– Вы можете вернуть ему проклятье? – почему-то не поверил Истерро.

– Любой магический удар можно вернуть сторицей, – дернул плечом Эрей. – Хватило бы Силы. Мне хватит.

Улыбка мага вышла жестокой.

– Вы вернете ему страшный дар. Или ей? Кем бы ни был проклявший, он… – Монах задумчиво потер кисти рук, посильнее закутался в плед, дрожа, словно в сильном ознобе. – Знаете, я ведь тоже не сидел, сложа руки, я уловил общую ауру порчи и последовательно разложил ее на спектры влияния.

Эрей глянул с интересом. В некоторых аспектах методы светлой и темной магии сходились настолько плотно, что невозможно было отличить одну от другой. Порча, сглаз были постоянным предметом столкновения интересов, одной из немногих сфер, в которых Тень стремилась вмешаться во внутреннюю природу мира, не ограничиваясь предназначенными ей внешними границами. Проще говоря, порчу наводили, как правило, люди, Тень ее усиливала или ослабляла, Свет методично снимал.

– Я знаю, – тряхнул завитыми кудрями Истерро, – вам не по Силам уловить саму нить проклятия, вы просто блокируете его, берете во внешнее кольцо, используя мощь Стихий. Но я все же объясню вам суть, друг мой, ведь и вы, и незнакомая мне лично дочь нашего звездочета приняли на себя часть этой порченой судьбы. Так вот, проклятье оказалось довольно Сильно, неожиданно Сильно, но примитивно по сути. Ерэм проделал ту же работу чуть раньше и сделал выводы, недостойные светлого лекаря. Вкратце, спектр порчи сведен к простому действию: ребенок, которого носит государыня, ее убьет. До родов, вызвав воспаление внутренних органов или общую слабость организма, съедая собственную мать, выпивая ее энергию. Во время родов, как это часто бывает и в более простых ситуациях. Если этого не случится, в чем я почти убежден, проклятье настигнет после рождения сына. Ребенку суждено убить свою мать; самое дорогое, желанное существо убьет несчастную Рандиру, и от этого ей не заслониться.

– Если я заверну проклятье на автора… – тихо начал маг.

– Да, – кивнул Истерро, – оно может миновать Императрицу. Но сам автор погибнет от руки родного ему ребенка. Если вы не снимете клеймо с себя, вас ждет та же участь; возможно, причиной смерти станет не младенец, но некто обязательно близкий, даже не знаю…

– Кандидатур много, – прервал его Эрей.

– К примеру, Викард? – осторожно спросил монах, намекая на общую, смешанную в обряде кровь.

– Он может, – улыбнулся маг. – В запарке, сгоряча. Как Темного Ублюдка.

– Да Боже упаси! – отмахнулся Единой чертой настоятель.

Они помолчали, вновь глотая холодный горький отвар и наслаждаясь оттенком безнадежного страдания в букете.

– Интересно, – вдумчиво буркнул монах, – отчего все-таки ему удалось вскрыть чаропорт, к чему столь агрессивная реакция?

– Я же объяснял, – пожал плечом маг. – Как спросили.

– Нормально спросил, – взвился Истерро. – Нор-маль-но! По обряду.

– Балаганно, – поправил Эрей с укором. – Сыграли для потехи. Надавили где не надо. И это через чужой портал связи.

– И что? Это причина мне руку ломать?

– Нет, – вздохнул маг. – Просто побратим – это зеркало, как всякий мракоборец. Увеличивающая линза. Понимаете?

Последний вопрос он задал без особой надежды, но, похоже, монах действительно начал понимать.

Без врожденного отражающего щита, без склонности к преувеличению люди мракоборцами не становились. А если становились, были ими недолго. Тень заведомо Сильнее, быстрее человека, Тень пластична и невосприимчива к боли. Тот, кто решится сыграть с собственной Тенью, вскоре поймет: взять ее можно, лишь подобравшись вплотную, в прямой проекции от источника Света, накрыть в максимально чувствительной точке. Самому стать частью Тени, вдвое чернее законной добычи. Упыри, оборотни, вывертни, прочая нечисть, понаслышке знакомая с Берсерком, твердо верила: лучший шанс выжить – не сопротивляться. Сразу сдаться на милость победителя и спокойно уйти на Темную сторону. Не по рыцарским законам, неписанным для грозного варвара, не потому, что без драки и азарта нет, а потому, что Сила сопротивления утраивает Силу атаки, и чем искусней исхитришься куснуть мракоборца, тем уверенней получишь по гнилым зубам.

– Я надавил, и он ответил утроенным давлением, – протянул Истерро, недовольно морщась. – Ай, нехорошо получилось, как же я мог забыть, с кем имею дело? Ваш родич носит странную личину: его трудно принимать всерьез.

– Специфика работы, – снова пожал плечом маг. – Ответьте на такой вопрос: чем питаются светлые на ночь глядя? Молитвой и бичеванием?

– Иногда мы едим хлеб и творог, но чаще обходимся без ужина, – хихикнул Истерро, но тут же забеспокоился: – А почему вы спрашиваете? Неужели время подошло к ужину?

– Ночь на дворе, – пояснил Эрей, – и я бы перекусил перед работой.

– Боже Ушедший! – вскричал монах, подскакивая и роняя фолиант. Он попытался воздеть руки к небесам, но сбился на попытку поймать книгу, потерял равновесие и рухнул обратно, запутавшись в пледе. Эрей расщедрился на краткий щелчок, древняя рукопись вспорхнула зловещей птицей и опустилась на каминную полку. Бабник фальшиво рассмеялся своей неуклюжести и рассыпался в извинениях: – Простите меня, я засиделся, измотав вас разговорами, Бога ради простите, я сейчас уйду, не беспокойтесь, я быстро исчезну…

– Типун вам на язык! – сделал ограждающий жест Темный. – Я вас не гоню, напротив, вспомнил, что вы, наверное, голодны. Из меня никудышный хозяин.

– О нет, – снова вскричал монах, и на этот раз ему удалось вскочить, – я не голоден, и снова прошу меня извинить: навязал вам свое общество, а вам необходим покой…

– Истерро, прекратите! – властным жестом остановил его Эрей. – Переночуете в гостиной. Диван, конечно, уступает вашим перинам, и прелестной прихожанки не обещаю. Но негоже светлому бродить по ночному городу.