– Мне нравится, как ты поёшь.

Остап устало пожал плечами:

– Может, это потому что мне нравится петь?

Она засмеялась немного нервно.

– Нет. Не поэтому, – сказала она чётко и взвешенно.

Молодой человек внутренне сжался, потому что теперь в её взгляде не было ничего робкого и даже появилось что-то хищное.

– Нет? – выдохнул он, пытаясь говорить хладнокровно. – Почему же?

Не должен он был спрашивать, потому что заранее знал, какой услышит ответ. Не любил он эти игры.

– Потому что мне нравится всё, что ты делаешь.

– Капельницу я ставлю хуже всех в группе, – сказал он без улыбки, глядя в тёмную глубину сквера с мягким ковром из опавших листьев и чёрными руками деревьев.

Она опять засмеялась, и снова он услышал эту нервную нотку в её голосе. Нотку, которой не найдёшь ни в одном произведении классической музыки, потому что издать её способна только одинокая девушка.

Лана хлопнула его по плечу:

– Не скромничай! Я слышала, ты сдал наркологию на отлично. Этой грымзе нелегко угодить!

Остап вздохнул:

– Она не грымза. Просто слишком давно преподаёт.

Он хотел вынуть руку из кармана куртки, но тут же почувствовал, как к коже прикоснулось что-то прохладное и мягкое.

– Прости, у меня руки замёрзли.

Она нашла в кармане его ладонь и бесцеремонно зарылась в неё, как птенец под крыло наседки.

Остап пристально посмотрел на девушку, и Лана на мгновение растерялась, глядя в его открытое и простое лицо.

– Тебе куда?

– На Пугачёва, это почти на самом берегу Каменки. Я живу с мамой и сестрой. Проводишь?

Он неловко кашлянул.

– Только до вокзала. Извини, меня дома ждут.

Они пошли. Под ногами, похожие на крылья летучих мышей, шелестели кленовые маслянистые листья.

– Это всё из-за твоей матери?

Остап нахмурился.

Она продолжила, и на этот раз в её голосе послышалось смущение:

– Я слышала, что она тяжело болеет. Могу я… хм, чем-то помочь? Может быть, нужно посидеть с ней или…

– Лана, – перебил он её ласково, – не нужно, спасибо. Она наотрез отказывается от сиделки.

– И при этом заставляет быть сиделкой тебя?

– Что?

– Извини, но это жестоко: в двадцать лет работать на износ и не иметь возможности даже…

– Даже что?

– Проводить девушку до дома.

Она хотела разозлить его или увидеть на его лице смятение, но он снова только пожал плечами:

– Ничего не поделаешь, я привык.

Они неловко замолчали. Пошёл мелкий дождик. В глазах поплыли огни фонарей. Кожу будто покалывали ледяные иголочки.

– Откуда это ты столько обо мне знаешь? – спросил он с улыбкой.

– Говорят, ты лучший на курсе. А я всегда выбираю лучших!

Он помрачнел и остановился, осторожно высвободил руку из кармана, отчего её рука бессильно упала. Нужно быть осторожнее с такими женщинами, как она, – не поймёшь, умная или дура, добрая или злая, говорит правду или лжёт. И самое главное – почему так привлекает?

– Лана, я никакой не лучший. Я живу в Мичуринске, в богом забытом месте, где полно возможностей для тех, кто занимается сельским хозяйством и плодово-ягодными культурами, но нет ни одного приличного медицинского вуза. Мне тесно здесь, как слону в тазу. В лучшем случае через три месяца я стану фельдшером и понятия не имею, что мне с этим делать и как жить. Каждый вечер я злюсь на мать и раздражаюсь по любому поводу, потому что меня тошнит от усталости. Зачем тебе такой человек?

– Но… – выговорила она, задыхаясь, – но я слышала про ту реанимацию, когда все сдались, а ты спас человека…

Остап усмехнулся. Они тогда с бригадой первой помощи приехали посреди ночи в офис к местному депутату. Странно было смотреть, как человек, наделённый большой властью, беспомощно лежит на полу и, словно большой сом, хлопает ртом. Он лежал посреди ковра в холле, выставив огромный живот, вращая красными глазами и давясь слюной. Вокруг бегала девица в шелковом халате, явно не его жена, и причитала.

Полчаса они откачивали его, и Остап действительно вспотел и вымотался, пока они возвращали несчастного к жизни. Молодой человек не сдался даже после того, как уже семь минут не билось сердце, и обозлённые санитары отказались «возиться с трупом». Но Остап просто не любил бросать начатое дело. И сердце вдруг ожило…

– Это мои обязанности, Лана. Вот и всё.

– Ну и ну… Скромник нашёлся.

Он снова нахмурился.

Она взяла его под руку, и они молча пошли по пустой улице дальше.