Мы также можем заметить, что продолжительность момента не является самим опытом, который мы переживаем. Ощущение времени приходит к нам позже – оно вне самого переживания. Например, когда у нас болит голова, мы можем сказать: «Утром у меня болела голова, и это продолжалось вплоть до четырёх часов дня». Когда мы присваиваем нашей головной боли характеристику длительности по времени, это является концептуальным обозначением. С точки зрения самого переживания – того, что мы чувствовали, – его нельзя обозначить такой мерой, как длительность. Вот почему в буддийских учениях время и пространство обычно описываются как относительные феномены. Подобное воззрение соотносится с западными идеями, такими как теория относительности пространства и времени Альберта Эйнштейна. Например, некое событие может казаться очень кратким одному наблюдателю, а другой будет воспринимать его так, как будто оно длилось целый эон. Таким образом, когда мы рассматриваем бардо с точки зрения его фиксированной продолжительности во времени, то наблюдаем относительную величину, или относительный аспект бардо. Когда мы, например, говорим: «От рождения до смерти», то подразумеваем длинную цепь моментов, связанных концептуальным умом таким образом, чтобы можно было воспринимать их как единое целое.

Когда мы рассматриваем бардо с точки зрения его сущности, то имеем дело с абсолютным или неконцептуальным аспектом бардо. Сущность бардо раскрывается в переживании текущего момента «сейчас», в промежутке между прекращением предыдущего момента и наступлением следующего. Эта сущность является не чем иным, как самоосознающей мудростью, основополагающей природой нашего ума. В учениях традиции махамудры эта природа ума называется «обычный ум», а традиции дзогчен – «ригпа», то есть «незаслонённое осознавание» или «обнажённое осознавание». Эта мудрость не существует как некая субстанциональная форма. Она присутствует как чистое осознавание, как светоносность ума. Если мы не осознаём эту природу, то воспринимаем мир через заблуждение, что ведёт к возникновению страдания. Если мы осознаём её, то воспринимаем мир через ясность, что ведёт к освобождению.

Опыт пребывания в промежутке между прекращением предыдущего момента и возникновением следующего – это не что иное, как «момент истины», который будет определять характер и форму нашего будущего опыта восприятия. В Тибете люди уверены, что в каждый момент мы оказываемся на распутье, своего рода развилке на пути. Если в этот момент мы распознаём природу своего ума, то, обретя ясность воззрения, воспринимаем всё, что возникает, как проявления абсолютной истины, как истинную реальность. Если мы не распознаём природу ума и упираемся в следующую развилку, то, оставаясь в рамках омрачённого воззрения, воспринимаем всё, что возникает, как вводящие в заблуждение проявления относительной истины. Поэтому бардо является решающим моментом, важнейшим и определяющим пунктом нашего путешествия.

На какой бы развилке мы ни оказались, какую бы дорогу ни выбрали, очень важно понимать, что в конечном итоге все проявления являются проявлениями природы нашего ума. Они не существуют как нечто, от нашего ума не зависящее. В учениях сказано, что любой, кто осознает это, уже больше не вовлечётся в цикл шести бардо. Для таких существ все бардо будут естественным образом самоосвобождаться. В то же время любой, кто не сможет это реализовать, будет вынужден продолжить своё путешествие. Однако в учениях также говорится, что каждое живое существо изначально обладает обнажённым осознаванием. Оно естественным образом присутствует в потоке ума всех без исключения живых существ.

Для того чтобы получить прямой опыт переживания природы ума, нет необходимости соответствовать каким-то особым критериям. Не нужна также и специальная тренировка, и уж тем более нет нужды официально быть последователем какой-то религии. Не обязательно быть учёным, великим мастером медитации, выдающимся логиком или философом. Чистое осознавание, которое является сущностью текущего момента нашего сознания, не обусловлено всеми этими обозначениями и концепциями – будь то религиозные или философские идеи. Вопрос не в том, обладаем мы таким осознаванием или нет, а в том, способны ли мы его распознать. Несмотря на то что у каждого из нас есть такая возможность, мы раз за разом её упускаем. Однако есть такие ситуации, когда увидеть её проще, чем обычно. Легче всего это сделать в те моменты, когда ум функционирует наиболее интенсивно.

Соответствующие такой интенсивной работе ума яркие состояния могут возникнуть в силу разных обстоятельств – связанных как с болью, так и с удовольствием. Мы можем испытывать гнев, зависть или раздражение, а можем ощущать счастье, радость или блаженство. В любой из подобных ситуаций наш опыт переживания может достичь такой интенсивности, что мы вдруг распознаем обнажённое осознавание, которое является сущностью любого переживания. Поэтому нет никакой разницы, какие именно обстоятельства к этому приведут. Если мы сможем просто наблюдать за своим умом и осознавать возникновение мыслей и эмоций, то распознавание природы ума произойдёт само собой. И даже если мы не способны на это прямо сейчас, то всё, что от нас требуется, – это лишь продолжать наблюдение. Однажды это наблюдение приведёт нас к долгожданному моменту. Однако не стоит надеяться, что нам удастся распознать природу ума, не прилагая усилий.

Если внимательно проанализировать опыт восприятия в рамках повседневной жизни, то мы увидим, что редко присутствуем в текущем моменте. Вместо этого мы живём в прошлом или будущем. Наше восприятие всё время обусловлено концепциями, поскольку мы непрерывно витаем в потоке мыслей – сейчас вспоминаем о том, что было в нашей жизни раньше, через мгновение думаем о том, что произойдёт в будущем.

Мы проводим б'oльшую часть времени и тратим б'oльшую часть энергии на размышления о будущем – надеемся и мечтаем о чём-то, что осуществится позже. И всю эту трудную работу мы выполняем на благо индивидуума, который в будущем обретёт плоды наших усилий, а не для того «меня», собственного «я», которое присутствует прямо сейчас, в текущем моменте. Будущее где-то там, оно ждёт нас впереди, но никогда не соприкасается с нашим текущим миром таким образом, чтобы мы смогли насладиться плодами своей напряжённой работы. Учитывая всё это, с какой стати нам так неистово трудиться, как будто мы свихнувшиеся роботы? Это то же самое, как готовить одно вкусное блюдо за другим, чтобы в результате так никогда и не попробовать ни одного из них. Это выглядит так, как если бы голод и жажда приводили нас в такой ужас, что мы не могли бы остановиться, набивая кладовую запасами провизии. И вот мы забили холодильник бутылками с содовой, а полки шкафов ломятся от консервов, но мы ничего из этого не трогаем, поскольку всё это для того, чтобы утолить голод и жажду в будущем. Вот что происходит в нашей обычной повседневной жизни, которая подразумевает, что мы все свои усилия направляем на достижение чего-то в будущем. Как же нам избавиться от мук голода и жажды – и страха, которые они вызывают? Пока мы упускаем текущий момент, не присутствуем «сейчас», у нас точно ничего не получится.

Другая привычная склонность, которой все мы обладаем, – это привычка жить в иллюзорном мире прошлого, настойчиво прокручивая в уме ушедшие события снова и снова. Мы млеем от воспоминаний об одних и впадаем в уныние от других. Однако сейчас прошлого уже нет. Исчезло всё – личность, которой мы тогда были, наши друзья и враги, да и сами события. Когда мы пытаемся воскресить что-то из прошлого, это не становится тем же самым событием. Каждый раз, когда мы его вспоминаем, мы переживаем его немного по-другому. Почему так получается? Одно наше переживание отличается от другого потому, что окружающая ситуация, в которой находится наш ум, всё время меняется. Поэтому наше переживание подвергается воздействию той мысли, которая была в нашем уме за мгновение до воспоминания, а также той, что возникнет следом. Таким образом, наши воспоминания о прошлом всегда так или иначе искажены. Мы не можем испытать точно то же самое переживание снова, будь оно приятным или отвратительным.