Гарди Томас
Шрифт:
— Дома я с тобой за это рассчитаюсь, миленький! — донесся из кучи тел женский голос — голос злополучной дамы того неуклюжего парня, по чьей вине произошло несчастье; она была не только его дамой, но и его молодой женой — в Трэнтридже молодожены обычно танцуют вместе, пока их любовь не остынет; да и в последующие годы семейные избегают выбирать холостых и незамужних, которые, быть может, уже договорились между собой.
В тени сада, за спиной Тэсс, раздался громкий смех, слившийся с хихиканьем в сарае. Она оглянулась и увидела красный огонек сигары. Там стоял Алек д'Эрбервилль. Он поманил ее, и она неохотно подошла к нему.
— Что вы здесь делаете, моя красавица, в такой поздний час?
Она так устала после долгого дня и ходьбы, что поделилась с ним своими заботами:
— Я очень долго ждала их, сэр, чтобы вместе с ними идти домой, потому что уже ночь, а я плохо знаю дорогу. Но больше ждать я не могу.
— И не ждите; сегодня я приехал сюда верхом, но если вы дойдете со мной до «Геральдической лилии», я найму двуколку и отвезу вас домой.
Тэсс была польщена, но она до сих пор не могла преодолеть прежнее свое недоверие к нему и предпочитала вернуться домой с работниками и работницами, хотя они и замешкались. Поэтому она ответила, что очень благодарна ему, но не хочет его затруднять.
— Я им сказала, что буду их ждать, и они это знают.
— Ладно, глупышка, как хотите.
Когда он снова закурил сигару и отошел от нее, жители Трэнтриджа, сидевшие в трактире, вспомнили, что час поздний, и всей компанией принялись собираться в дорогу. Они разыскали свои узелки и корзинки и через полчаса, когда куранты пробили четверть двенадцатого, все уже плелись по проселочной дороге, которая поднималась на холм в том направлении, где пряталась в темноте их деревушка.
Нужно было пройти три мили по сухой белой дороге, которая казалась еще белее от лунного света.
Тэсс, шагая в середине толпы, вскоре заметила, что от свежего ночного воздуха мужчины, хлебнувшие лишнего, начинают покачиваться и идут зигзагами; некоторые из наиболее легкомысленных женщин тоже нетвердо держались на ногах: например, смуглая Кар Дарч — бой-баба, прозванная «Пиковой Дамой» и до последнего времени бывшая фавориткой д'Эрбервилля, ее сестра Нэнси, носившая прозвище «Бубновая Дама», и новобрачная, которая упала во время танцев. Хотя трезвый человек счел бы их в эту минуту грубыми и неуклюжими, сами они придерживались другого мнения. Шли они по дороге, но им казалось, будто они парят в воздухе, предаваясь мыслям оригинальным и глубоким, и сливаются с окружающей природой в единое, гармоничное и блаженное целое. Они были не менее величественны, чем луна и звезды над ними, а луна и звезды были так же пламенны, как они.
Тэсс, которой в доме отца из-за подобных радостей пришлось пережить много горьких минут, совсем расстроилась, заметив их состояние, и это открытие окончательно испортило ей прогулку при лунном свете. Однако, по вышеупомянутым причинам, она продолжала идти вместе с толпой.
По дороге они шли вразброд, но теперь им надо было свернуть на тропу, пересекавшую луг, обнесенный изгородью, и так как идущие впереди женщины замешкались у калитки, то за это время подошли все остальные.
Вожаком группы была Кар — Пиковая Дама, — которая несла плетеную корзинку со своими обновами и провизией, закупленной ее матерью на всю следующую неделю. Корзинка была большая и тяжелая; Кар для удобства поставила ее себе на голову и шла подбоченившись, удерживая ее в равновесии.
— Послушай, Кар Дарч, что это ползет у тебя по спине? — спросил вдруг кто-то из толпы.
Все посмотрели на Кар. По ее светлому ситцевому платью змеилась какая-то темная веревка, напоминавшая косу китайца. Она начиналась от затылка и оканчивалась значительно ниже талии.
— У нее волосы распустились, — отозвался другой.
Нет, это были не волосы: это была черная струйка, просачивающаяся из ее корзинки, и в холодных недвижных лучах луны она сверкала, как мокрая змея.
— Это патока, — сказала одна наблюдательная матрона.
Да, это была патока. Бедная старая бабушка Кар питала слабость к этому приторному лакомству; меду у нее было сколько угодно из ее собственных ульев, но она любила патоку, — и Кар хотелось неожиданно ее порадовать. Быстро сняв с головы корзину, смуглая девушка обнаружила, что банка с патокой разбилась.
К этому времени, разглядев как следует чудную спину Кар, все окружающие уже покатывались со смеху, а раздосадованная Пиковая Дама думала только о том, как избавиться от непрощеного украшения без помощи насмешников. Выбежав на луг, который им предстояло пересечь, она легла на спину и, упираясь локтями в землю, принялась ерзать по траве, чтобы стереть патоку с платья.
Хохот стал громче; зрители цеплялись за калитку и столбы, опирались на палки и смеялись до колик, созерцая это зрелище. Наша героиня, которая до сих пор сохраняла серьезность, вдруг не выдержала и тоже громко рассмеялась.
Этот смех оказался роковым — во многих отношениях. Едва лишь Пиковая Дама расслышала среди общего хохота звонкий, мелодичный смех Тэсс, как долго тлевшая в ее душе ненависть к сопернице внезапно вспыхнула, доведя ее до исступления. Она вскочила с травы и в ярости кинулась к Тэсс.