– До этого далеко! – усмехнулась Эчика. – Эрни понял, что ты водишь его за нос… и метишь на денежки его папаши.

– Правда? – протянула Шик. – Что-то было незаметно, что он такой понятливый.

Эчика энергично потрясла коробку с хлопьями над миской. Шик смотрела на нее из-под опущенных век.

– Это корнфлекс, детка. А ты как будто хочешь утопить клопов.

Хэдли надела лодочки, которые держала под мышкой. Новенькое солнце заливало пастельным светом угол комнаты, в котором она стояла на одной ноге, подобрав платье… да, синее. Вышедшая из кухни Черити чуть не налетела на нее. Юная горничная шваркнула на стол блюдо с тостами и банку меда и скрылась там же, откуда пришла, с развевающейся челкой, не проронив ни слова.

Девушки за столом изобразили озадаченную пантомиму. Огден за тарелкой овсянки отвлекся от рисования и изучал этот женский консорциум незаметно, но внимательно.

– Это заразно. Сначала Шик. Теперь Черити. Да я и сама неважно себя чувствую. Что за вирус мы все подцепили? – простонала Пейдж.

– Один и тот же, держу пари, – вздохнула Эчика. – Зеленый цвет лица, злые глаза, капризы… У меня были эти симптомы в лицее, когда я узнала, что Мики Драмп встречается с моей первой врагиней.

Она задумалась, прожевывая кусок.

– Полагаю, с лучшей подругой было бы то же самое.

– Тл-ле-е-ек.

Шик оттолкнула чашку, убийственно передернув бровями. Пейдж, сладко улыбаясь, предложила ей апельсиновый сок, к которому не успела притронуться. Урсула протянула намазанный маслом тост. Шик отсчитала два с половиной вздоха, залпом выпила сок и надкусила тост.

Тут спустилась от Артемисии Истер Уитти. Она молча бросила быстрый взгляд на улицу и включила радио.

– А куда девался тот рыжий Аполлон? – вдруг подумала вслух Шик, жуя тост. – Знаете… тот великолепный атлет, что заходил за Черити в день ее нового платья? Уже довольно давно. Мое мнение – он ее бросил. Поэтому она и дуется.

– Вот наконец-то наша Шик, какой мы ее любим! – хихикнула Пейдж. – Язва.

– Сплетница, соблазнительница, золотоискательница…

Перечень чисто дружеский: Эчика не была злопамятна.

– Истер Уитти знает что-нибудь об этом?..

Упомянутая Истер Уитти отвернулась от окна, в которое смотрела.

– Если бы я знала, мисс Фелисити! – сказала она Шик. – Сами понимаете, такой скромной и сдержанной особе, как вы, я бы не чинясь все выложила о сердечных делах Черити.

– Не надо иронизировать, Истер Уитти. Я нездорова.

Истер Уитти встряхнула полотенце. Она, конечно, поостереглась упоминать о той ночи, когда Черити пришла со свидания с пресловутым Аполлоном.

Миссис Мерл в ужасе обнаружила юную горничную, которая, стуча зубами, промокшая до костей, корчилась, как вытащенная из воды сардинка, на полу в холле… На подмогу была призвана Истер Уитти. Две женщины учинили допрос. На Черити напали? Позвать полицию? Доктора? Но Черити, обессиленная, в истерике, заставила их поклясться небесами ни в коем случае никого не звать! Отчего миссис Мерл вздохнула с большим облегчением (надеясь, что никто из соседей не видел девушку в таком состоянии…).

После чашки бульона Истер Уитти уложила бедняжку в постель и просидела с ней полночи. Ее беспокойный сон прерывался рыданиями и бессвязным лепетом, речь шла об Эмпайр-стейт и о некоем Элвине или Келвине, вероятно, том самом рыжем красавце, о котором толковала эта язва мисс Фелисити.

С тех пор Истер Уитти заметила, что Черити перестала петь «Встречай меня в Сент-Луисе, Луи-и-и-и», отмывая стекла.

– Есть новости от мисс Манхэттен? – сменила она тему.

– Никаких. Хороший знак, я полагаю, – ответила Пейдж. – Ее агент звонил вчера. Нужна танцовщица на замену в новом шоу, которое стартует в «Маджестике»… Знаете, грандиозная штука, которую никто не видел, но весь Бродвей только о ней и говорит уже которую неделю.

– «Саут Пасифик»? [15] – выдохнула Урсула. – Он нашел ей место в «Саут Пасифик»? Курятник уже полон. Но эту постановку я бы хотела увидеть целиком. В антракте не просочишься.

Она повторила со стоном:

– «Саут Па…» Ох, вот невезуха, она бы сделала нам приглашения!

– Агент ничего не знал о ее турне, – продолжала Пейдж. – Когда я сказала ему, что Манхэттен работает в пьесе с Ули Стайнером, он чуть зубами не подавился. Всхлипывал одиннадцать минут: «Она играет в „Коммунисте в доме“? Нет… Не говорите мне, что из-за этой гадости она исчезла с Бродвея! Комму…» Он вдруг перестал повторять слово «коммунист» и как заорет: «Если она играет в этой халтуре, я ей больше не агент!» Мне пришлось объяснять ему, что она не танцует и не играет, а работает младшей костюмершей. Это его добило! Бедняга прохрипел: «Всё коту под хвост, о черт, всё коту под хвост…» И повесил трубку. То есть я так думаю.

– Ты так думаешь?

– Телефонная линия тоже хрипела.

– Тл-ле-е-ек.

Некоторое время были слышны только звон приборов и бульканье.

– В се-таки… «Саут Пасифик»! – посетовала Эчика. – Ох, Манхэттен, ты упускаешь шанс твоей жизни. Это будет музыкальная комедия века. Манхэттен… Ну ты и дура.

Урчание кофеварки стало громче. Вздохи тоже.

– Будем надеяться, что турне пройдет успешно, – сказала Хэдли. – Кто-нибудь читал отзывы на «Коммуниста в до…»?

– Тс-с! Когда произносишь некоторые слова, солнце краснеет и налетает саранча! Я посмотрю в «Бродвей Спот», – отозвалась Пейдж, ухватившись за предлог полистать упомянутую газету.