Маму увезли в больницу, и Лена осталась один на один с папой. Он лежал и спокойно смотрел на нее. Лена помнила последний наказ матери поменять под ним пеленку. Но как это сделать, чтобы не увидеть ничего лишнего?

– Сейчас, папа, я руки помою, переоденусь и все-все сделаю! – пообещала она не сводящему с нее глаз папе и выскочила из комнаты. Она вымыла руки, потом сняла с себя открытое летнее платье (после выпускного она стала постоянно носить платья, в которых выглядела очень привлекательно), надела домашний халатик и, выдохнув напоследок, отправилась к больному.

– Я сделаю для тебя все-все! – снова пообещала она отцу. – И с мамой все будет в порядке. Ты не волнуйся… Не бойся… – больше утешая себя, а не его, добавила она и приподняв одеяло, не глядя, потрогала под ним рукой. Да, папа, действительно, был мокрый.

– Сейчас я тебе все поменяю, и ты будешь лежать чистый, сухой… – девушке удалось вытащить из-под папы мокрую пеленку, бросить ее на пол и при этом не увидеть ничего лишнего. Теперь больного нужно было протереть влажными салфетками… Снова она полезла к отцу под одеяло, ужасаясь, когда ее пальцы касались голой плоти несчастного. Так, половина дела сделана. Теперь нужно только подложить под него сухую пеленку. И вот тут Лене не удалось все это проделать под одеялом. Немного помучившись, несколько раз приподняв папу под одеялом, она поняла, что у нее ничего не получается. Отвернувшись в сторону, она отбросила одеяло к стене, и без него легко и быстро просунула под папу сухую пеленку. Папа наконец-то лежал на сухом. Однако Лена, как ни сопротивлялась, все же увидела то, чего она так боялась. Она даже запах уловила. Запах мочи, к которому примешивался уже знакомый ей запах мужчины.

«Он пахнет, как Вадик!» – удивленно подумала она. Папа для нее всегда был лишь папой, никогда в жизни она не думала о нем, как о мужчине. Лена почувствовала замешательство и потянулась к стене за одеялом, чтобы поскорее укрыть папу, но вдруг заметила, как член отца немного приподнялся. Она тут же посмотрела больному в лицо и увидела, что глаза отца глядят ей в вырез халата, откуда вываливалась ее упругая грудь. Быстро накинув одеяло на больного, она подняла с пола брошенную мокрую пеленку и поскорее выскочила из комнаты.

Ей казалось, что только что она подверглась немыслимому унижению, моральному насилию. Ей было плохо, как никогда. Ну почему мама заболела? Лена зашла в ванную и разрыдалась. Как она теперь после всего этого будет подходить к папе? Как она вообще посмотрит ему в глаза? Если бы Вадик сейчас заболел, то она спокойно бы мыла его и меняла ему пеленки – это было бы нормально и естественно для нее, но папа… Видеть его в таком виде, заметить, как он смотрит на ее грудь… Этого просто не должно было случиться! Часа два она не решалась подойти к отцу. Крутилась на кухне, прибиралась, оттягивая время, но ведь папу нужно было кормить… Прежде чем зайти к больному, она застегнула молнию халата до самой шеи, чтобы больше ничего у нее не было видно, а когда зашла к папе, то увидела, что он мирно спит. Просто спит и все, и ничего страшного в нем не было. С тарелкой в руках она опустилась на стоящий в изголовье кровати скрипучий стул. Папа тут же проснулся. Слабый, больной, обездвиженный человек – он смотрел на нее в ожидании, и во взгляде его не было ничего угрожающего.

Лена пересела к нему на край кровати и стала кормить его с ложечки. Язык отца, его губы не слушались. Он с трудом глотал и требовалось терпение, чтобы подождать, пока он проглотит пюреобразную жижу, которой она его кормила. Сердце девушки наполнилось жалостью. Снова она видела в папе лишь несчастного человека, не способного обслужить себя. Однако, когда больному снова пришлось менять пеленку, она опять проделала это с колоссальным внутреннем сопротивлением, чувствуя внутри себя сильнейший протест. Ей потом много раз приходилось менять пеленки, но она до конца так и не привыкла к этому, не смирилась.

Лена очень ждала возвращения мамы из больницы. Уход за парализованным отцом давался ей очень тяжело. Ее спасали только ежедневные приходы Вадика по вечерам. Она рассказывала ему о всех своих переживаний и он поддерживал ее. Даже о том, как она меняла отцу пеленки поведала ему.

– Дааа… – удрученно покачал он головой после ее рассказа. – Скорей бы твоя мама вернулась…

– Не представляешь, как я этого жду!

Но вернувшаяся мама сразу поставила Лену перед фактом: из-за больной спины она не сможет ухаживать за папой.

– Доченька, детка, ну что ж тут поделаешь? Я сама хотела бы ухаживать за ним, но видишь, как получилось… Ты молодая, сильная. Ты и наклониться можешь, и перевернуть папу, и приподнять, а я не могу так… Есть риск, что я снова сорву себе спину.

Лена была в отчаянии. Перед мамой она, конечно, вида не показывала, крепилась, но в душе ощущала себя так, как будто ей на плечи положили неподъемную, пригибающую ее к земле ношу. Вадик впал в уныние.

– А может вам сиделку нанять? – с надеждой предложил он. – Это стало бы спасением для нас. Мы с тобой могли бы пожениться, и папа твой был бы под присмотром.

Лену его слова воодушевили, но мама быстро охладила ее.

– Ну как же мы папу доверим чужому человеку? Да и дорого это… Мы не потянем сиделку. И разве тебе так уж тяжело ухаживать за ним?

Девушка не нашлась, что ответить. Ей вдруг вспомнилось, как о ней, еще маленькой, мама и папа часто говорили, что она в старости будет их дохаживать:

– Наташа у нас уже взрослая, у нее своя жизнь, а Леночка будет нам в старости утешением и, когда мы совсем одряхлеем, станет нас дохаживать.