И я снова оказываюсь неготовым. Мало того, что не знаю, как реагировать. Так еще внутри что-то такое разворачивается, что тело сокрушает. Сметает контроль. И туманит мозг.

— Отлично, — выдыхаю и, подминая Полину, вдавливаю ее в матрас.

— Миша-Миша…

— Если будет больно, скажи, — предупреждаю, прежде чем окончательно отключить голову.

— Ладно…

После этого никаких остановок больше не делаю. Полина не просит, а я руководствуюсь голыми инстинктами.

Непобедимый

Утром, когда отвожу Полину, Егора Саныча дома не застаю. Стася Романовна сообщает, что вернется он не скоро, поэтому неприятный разговор приходится отложить.

— А зачем тебе папа? Что-то важное?

У Полинки настроение хорошее. Всю дорогу мне улыбалась.

«Пусть так и будет», — загадываю я и улыбаюсь в ответ.

Хочу ее обнять, но она как-то быстрее соображает и прижимается сама.

— Миша! Ты не ответил!

— Ничего важного.

Естественно, принцессу посвящать в условия договора я не собираюсь. Сами разберемся.

— Тебе пора? — догадывается, когда на часы смотрю.

— Да. Отец уже ждет в зале.

— Ну, езжай, — вздыхает Полина. — Я позавтракаю. Переоденусь. И тоже появлюсь… Наверное.

— Так появишься, или наверное?

— Будешь скучать? — улыбается так, что слепит.

Яркая. Горячая. Красивая.

— Хотел бы увидеть, — прямо отвечаю я.

— Я приду, — шепчет с придыханием.

И вроде ничего особенного. Женщинам свойственно что-то подобное. Но только из-за принцессы Аравиной у меня разбегаются мурашки.

Красок прощанию тоже она добавляет. Обволакивает своим теплом, целует и разжигает в груди какое-то нетерпение. Уходить не хочу. Думаю о том, как скоро увижу.

Только в зале получается собраться. Отключается вся эта чувствительная хрень. В работу вступает многолетняя выправка. Все действия ей подчиняются.

Пока не появляется Егор Саныч. Первым делом сбиваются мысли. За ними — дыхание и концентрация.

— Миша! Куда ты валишь? — окликает отец, когда слетаю с ритма и развиваю неоправданную для спарринга скорость. — Стоп! Перерыв, — приказывает мне вернуться в свой угол. Иду только потому, что привык прислушиваться к его словам. — Попей и приведи в порядок дыхание.

Сам знаю все алгоритмы. Но сегодня они не срабатывают. Еще и давление подтягивается. Чувствую, как кровь закипает. Бросает в жар.

Сделав несколько глотков воды, стягиваю футболку и промокаю ею лицо. Аравин вовсю атакует грушу. Ему больше не приходится разучивать какие-то связки и прорабатывать новые техники. Вот, кто приходит в зал и просто кайфует.

В очередной раз оглядываюсь в поисках Полины. Умом понимаю, что если бы пришла, поздоровалась бы, но все равно ищу.

— Успокоился? — вопрос скорее риторический, потому как сразу за ним отец машет рукой в направлении центра ринга, мол, вперед.

Я отбрасываю футболку и поднимаюсь. Гоню мысли, то и дело кружащиеся вокруг уговора, который нарушил. Потом. Концентрируюсь на противнике и на том, что должен делать. Однако едва оказываюсь в центре ринга, все вокруг стихает.

— Твою мать… — распиливает пространство жесткий выдох Аравина.

Когда понимаю, что привлекло внимание всех без исключения, с трудом давлю в себе желание загнуть что-нибудь покрепче.

— Уф, — басит один из стоящих внизу парней. — Это кто ж тебя так подрал, Непобедимый?

Спина, плечи — везде Полина метки оставила. Появление Егора Саныча настолько выбило из равновесия, забыл, что не собирался снимать футболку.

— Ну, блядь… Твою мать… — продолжает тот сыпать ругательствами.

Зрительный контакт при этом сохраняем исключительно между собой. Да все понятно, конечно. Не только ему, но на остальных-то плевать. Я не стремился скрывать. Но, черт возьми, если сообщать, то не так же!

Мне, мать вашу, тридцать лет. Я не привык, чтобы меня отчитывали, как пацана. Да даже смотрели с упреком и красноречивой выволочкой, как сейчас это делает Егор Саныч.

— На выход, ребята, — командует отец.

Отлично, блядь. Парни, конечно, уходят, но смешками и какими-то пошлыми шутками не гнушаются. Права бабуля, когда говорит: «Сколько бы мужику ни было лет, если дело касается секса, он способен вести себя, как озабоченный школьник».

Вот только Егор Саныч готов меня убить. Понимаю это и все равно схожу с ринга.