Этот сдавленный лепет какой-то дребезжащей и вязкой дрожью внутри меня отзывается.

Она решила, что, узнав о ребенке, я высылаю ее домой. И это красноречивее всех слов характеризует все, что она обо мне думает.

— Вы никуда не летите, Полина.

— А что же… Зачем чемоданы? — растерянно смотрит на меня.

Слез становится больше, как она их не размазывает.

Но я не собираюсь на это реагировать и как-то смягчать свои собственные эмоции. Она три с половиной года скрывала от меня сына. Кто в этой ситуации пострадавшая сторона?

Я не могу понять, как относиться к собственному ребенку. Не могу определиться с тем, как воспринимать свой новый статус и что с этим делать. Но это не значит, что я брошу своего ребенка и как ни в чем не бывало продолжу жить дальше.

— Завтра вы с Мишей переедете в мое крыло.

— Зачем?

— Ты еще спрашиваешь? — на секунду теряю хладнокровие. Выпаливаю резко, выдавая сотую долю бушующих внутри меня эмоций. — Час назад я узнал, что у меня есть сын. Почти четырехлетний сын, которого я впервые увидел две недели назад. Как прикажешь мне закрыть эту дыру в его жизни? Или ты настолько против нашего общения, что предпочтешь дождаться, пока я отсужу у тебя опеку?

Ужас, который я вижу на ее лице, лучше любых слов свидетельствует о том, что я надавил на нужную точку.

— Ты не имеешь на это никакого права, — шепчет в отчаянии, захлебываясь слезами. — Ты даже не вписан в свидетельство о рождении…

— Это, мать твою, очень легко исправить.

— Зачем?

Глупее вопроса сложно представить, но она, похоже, вполне искренне не понимает. А я, блядь, не в состоянии ей сейчас это объяснить.

— Делай то, что я говорю, — мрачно подвожу черту. — Остальное обсудим завтра.

Покидая комнату, чувствую, как новый клубок эмоций распирает грудь. Ко всему прочему это давление усиливают воспоминания, которые я неосознанно блокировал на протяжении четырех лет. В спину будто взрывная волна несется. Припечатывает и разбрасывает на куски, когда вступаю в шкуру того амбициозного мудака, который не оценил удовольствие не просто хотеть секса, а хотеть конкретную девушку. Хотеть до безумия. Думать об этом ночи напролет. Чувствовать ее запах, даже когда рядом нет. Прикоснувшись, не иметь сил оторваться.

Нет, я не любила Мишиного отца…

Я же… По всем раскладам получается, что любил.

Всеми возможными способами.

Тихомиров

Декабрь, 2015 г.

Дверь в зал открывается, и я помимо воли подвисаю, словно загипнотизированный наблюдая за приближением Полины Птенцовой — младшей сестры моего лучшего друга. По виску скатывается капля пота. Машинально смахиваю ее предплечьем и едва успеваю уйти от летящей в репу перчатки.

— На кого ты так уставился, Медведь? Не стать тебе чемпионом, губошлеп, — потешается Артур. Поворачивая голову, улыбается уже сестре. — О, привет! А ты чего здесь?

— Я ключи забыла, — от одного лишь звука ее тихого, спокойного голоса у меня по спине расползаются мурашки. — Дашь мне свои? — задав вопрос, Птичка на короткий миг переводит взгляд с брата на меня, и мне тотчас кажется, что воздух между нами становится горячим и наэлектризованным.

Его трудно вдыхать и вместе с тем до одури приятно, будто и не кислород это вовсе, а какой-то крышесносный дурман.

— А ты только из универа? — спрашивает Артур, и Полина снова смотрит на него.

— Да, задержалась в библиотеке. Завтра зачет, нужно было подготовиться.

— Уже, должно быть, темно, — друг останавливает взгляд на часах. И неожиданно заявляет: — Тимур тебя проводит. Ты же домой? — обращается уже ко мне. — А я с Кристиной договорился.

— Не вопрос, — равнодушно выдаю я, сдерживая истинные реакции. Сердце расколачивает грудь, и кровь кипучей лавой несется по телу. — Подожди меня у стендов, — смотрю на Птичку, с волнением предвкушая следующие двадцать пять минут дороги. А если еще троллейбус задержится, получу ее на еще больший отрезок времени. Прокручиваю это в голове и сам от своих странных мыслей охреневаю. Когда еще я обращал внимание на что-то подобное и считал минуты, проведённые рядом с девчонкой? — Я быстро, — бросаю ей небрежно и якобы неспешно тащусь к раздевалкам.

Быстро — не то слово. Еще никогда не приходилось так торопиться. Выскакиваю минут через десять с сырой головой. Авось шапка и врожденная удачливость спасут от менингита.

Полина при виде меня краснеет и отводит взгляд. Пока иду к ней, делает так несколько раз — поднимает и опускает ресницы. Я же смотрю непрерывно. Просто потому что я, мать вашу, прусь, когда она так смущается. И в эти минуты ничто в мире не способно заставить меня оторваться от Полины Птенцовой.

— Идем? — спрашиваю для порядка. — Ключи не забыла? — дразню и ухмыляюсь.