— Тогда можно я с тобой?

Хочу объясниться до конца. Я устала от постоянного накала между нами.

— Нет, нельзя, блядь, — грубо отрезает Тихомиров. Бурно переводит дыхание, полосует меня взглядом и только после этого снова берет под контроль эмоции. — Просто оставайся здесь, Полина.

Старая Полина, та самая Птичка, которая ему когда-то нравилась, непременно послушалась бы… Но сейчас, едва за Тихомировым закрывается дверь, я не в состоянии сидеть на месте. Заморачиваюсь лишь с тем, чтобы найти халат, и покидаю спальню вслед за ним.

Но отыскать самого Медведя оказывается не так просто. Обхожу весь дом и даже в зал заглядываю, но его нигде нет. На пляж ночью в одиночку спускаться страшно, но, судя по всему, он ушел именно туда.

Выхожу на террасу и притормаживаю на последних ступенях. Топчусь, поглядывая на свои комнатные тапочки. Затем все же скидываю их и ступаю на прохладный песок босиком.

Неуверенно бреду вдоль океана и старательно вглядываюсь в темноту. К счастью, достаточно быстро обнаруживаю Тимура. Он идет медленно. У меня есть возможность нагнать его, если побегу. Еще пару секунд колеблюсь… И бросаюсь за ним. Тихомиров останавливается и оборачивается раньше, чем я успеваю до него добраться. Удивленно приподнимает брови, а у меня в ту же секунду до боли сжимается сердце.

— Ты дал мне деньги и сказал, что они на случай, если возникнет проблема, — задушенно говорю я, едва только торможу в метре от него.

Вообще-то кричу, и не столько, чтобы перекричать шум волн… Потому что переживания разрывают меня с той же силой, что и четыре года назад.

— Но я не имел в виду аборт, — выкрикивает в ответ Тимур, и сейчас в его голосе нет злости.

Это другие эмоции. Их так много в его глазах… Он очень расстроен. Впервые понимаю, что ему больно так же, как и мне. Ему больно… Господи… Не должна, но тут же хочу унять эту муку. Стереть и закрыть собой. Забрать все, что можно.

Но если я обниму его, разговор снова не будет закончен.

— Я чувствовал себя хреново, — признается неожиданно Тимур. — Из-за того, что мы переспали, и я сразу же уезжаю, — поясняет и замолкает. Долго смотрит мне в глаза, я дышу с трудом. Громко и натужно. — И из-за того, что оставляю тебя. Мне тоже было трудно это сделать, — едва эти слова слетают с его губ, у меня из глаз выкатываются слезы. Те, которые я четыре года назад так и не позволила ему увидеть. А сейчас стою и не пытаюсь спрятать. — Я отдал тебе половину того, что у меня было, с мыслями, что тебе нужнее. Знал, что ты от Артура финансово зависишь. После того, как мы были вместе. Пусть и одну ночь. Я посчитал, что вправе тебе помочь. Но я… Даже мысли не допускал тогда, что ты забеременеешь.

В любой другой подобной ситуации я бы почувствовала себя глупой из-за того, что накрутила себе то, чего на самом деле не было им сказано. Но сейчас мне просто больно. Настолько больно, что дышать трудно. Я ведь столько слез из-за него выплакала. Не только за себя обиду эту держала. За Мишу тоже. А это, поверьте мне, намного-намного больнее.

И вот теперь я узнаю, что все это неправда, и все мои страдания были напрасными. Могло ли быть по-другому, если бы я тогда позвонила и рассказала? Я не готова к этому ответу. Боюсь, что он меня в нынешнем состоянии попросту убьет.

Поэтому не спрашиваю.

Только еще раз поясняю свою ошибку.

— Мне было восемнадцать лет. Я только-только открыла тебе свою душу и отдала свою девственность. Что еще я могла подумать?

Тихомиров сглатывает. Втягивает и закусывает изнутри губы. Прикрывает глаза. Медленно вдыхает и тяжело выдыхает.

— Я не буду сейчас просить у тебя прощения, Птичка, — говорит он, когда снова смотрит на меня, и мне чудится, что его голос дрожит, а глаза блестят больше, чем просто от ветра. — Не буду, потому что, черт возьми, не имел в виду ту хрень, что ты себе накрутила, — очевидно, слова ему все же тяжело даются. И меня от них сотрясает и выворачивает наизнанку. — Но мне жаль, что так получилось. Если бы ты позвонила, все бы было иначе.

Вот эта фраза… То, что я боялась услышать.

Только сейчас принимаю полный вес своей ошибки. И он меня размазывает.

Киваю, чтобы дать понять, что услышала, и быстро разворачиваюсь. Мне кажется, что я мчусь на всех парах, но на самом деле едва ноги переставляю. У меня нет сил, чтобы ускориться. У меня нет сил даже на мысли. Я их себе запрещаю. Не сегодня. Сегодня не хочу ни о чем думать. Жаль, нет возможности по собственной прихоти начисто стереть всю свою память. Наверное, я бы избавилась от всего. Иначе не знаю, как это пережить.

Папа всегда говорил, что утро вечера мудренее. Только на это и надеюсь. Только на это…

Птичка

Этой ночью ни один из нас так и не уснул.

Не знаю, какие мысли и эмоции терзают Тихомирова, но я чувствую, что он тоже не спит. В отличие от меня Тимур не вертится, не меняет положение тела каждые пять минут. Лежит неподвижно и выглядит расслабленным. Но напряжение ощущается энергетически.