Северный Москинск, также называемый старым, — самый густонаселенный район города с ярко выраженной индустриально-производственной специализацией и низкой социальной политикой.

Денежная единица в Симберской империи — эйри. Одно эйри содержит 50 долей. Деньги выпускаются в бумажных ассигнациях и монетах.

В крайней, незаселенной северо-восточной равнинной части Симберской империи, захватывая воды Сурового моря, существует аномальная зона. Впервые обнаруженная пять столетий назад и получившая название Темный анклав. Вблизи анклав выглядит стеной из плотных облачных образований темно-серого цвета, наивысшая точка с земли не просматривается. Внутри облака фиксируются яркие вспышки, напоминающие молнии красного, желтого и синего цвета. Компасы у границ анклава ведут себя странно и выдают неверные показания. Биомагам империи до сих пор не удалось изучить, что же находится внутри анклава, но ходят слухи, что там обитают страшные чудовища, а время замедляет привычный ход.

Чуть более века назад биомаги зафиксировали первое изменение границ Темного анклава — сместились на полметра в сторону Южного Москинска.

Второе изменение границ произошло в сентябре 1849 года. Больше обычного участились вспышки излучения, но самым серьезным и пугающим знамением стало исчезновение патруля и нескольких рядовых биомагов. В связи с этим властями принято решение ежегодные плановые проверки активности анклава заменить на регулярные. Для этого протянуть вокруг видимых границ анклава железнодорожную ветку и вдоль нее отстроить специально оборудованные станции, чтобы в случае проникновения чудовищ в наш мир вовремя среагировать.

Глава 16

Я подняла глаза. На ступеньках кондукторского бюро, уперев руки в боки, стоял толстопузый мужик на две головы выше меня, с темными, стриженными ежиком волосами.

— Хозяин… — пролепетал было Филька, но здоровяк и не посмотрел в его сторону. Слетел к подножию лестницы и помог офицеру подняться, а затем налитыми яростью глазами уставился прямо на меня.

— Ты слабоумная, клиентов бить? — зарычал он, приближаясь ко мне. Мне в лицо пахнуло луком и чесноком. Я сделала шаг назад. — На кой черт мне девка, которая достопочтенных клиентов лупит?

Хозяин сделал шаг вперед, я снова отступила.

— Имя, — рявкнул он. Я покосилась на Фильку, тот замотал мне головой, чтоб не называлась. — Немая, что ли? Как тебя звать?

Неужто жандармам хочет меня сдать за «избиение клиента»? Только этого мне не хватало! Хозяин обернулся за ответом к Фильке, но тот развел руки в стороны, мол, не знает, как меня зовут.

— Не знает он! — крикнула я и опрометью бросилась от крыльца. С Верхоглядова, не оглядываясь, побежала на Огнеборскую.

Штраф от жандарма, бог знает что вообразивший о себе офицер, спятивший хозяин обувной чистки — это что же за день такой? Кончатся уже на сегодня мои неприятности?

Ожидать ответа не приходилось. Лавируя по людному тротуару, упорно двигалась к своей цели — ну хоть в библиотеку я должна сегодня попасть! Улица постепенно редела, день клонился к вечеру — приближалось время комендантского часа. Когда улицы опустели и зажглись редкие фонари, я старалась идти вдоль зданий, скользя ладонями по стенам, пробиралась буквально на цыпочках, пока не вышла на Чарльза Дарвина. В считаные секунды прокралась по палисаднику внутреннего двора библиотеки и оказалась у деревянной двери с жестяной табличкой «Посторонним вход воспрещен».

Заглянула в окошко — никого не видать. Недолго думая, дернула ручку и юркнула в темный коридор. Боясь лишний раз вздохнуть, затаилась на пару секунд. Если новый вахтер услышал, как открылась дверь, у меня еще будет время выскочить наружу. Но время шло, а посторонних шагов я так и не услышала. Может, это везение — моя награда за все сегодняшние мучения?

Бесшумно я двинулась вперед по коридору. Входная дверь постепенно отдалялась.

Удар сердца.

Второй.

Третий.

Кажется, прошла вечность, прежде чем я оказалась у деревянной двери с латунной ручкой. Наконец-то! Приоткрыла дверь на тяжелой пружине. Снизу показался мерцающий, едва живой свет. Мелкие выщербленные ступени, освещенные дежурной лампой в овальной железной клетке, вели вниз. Сделала один шаг, потом второй, а потом уже ничто не заставило бы меня остановиться. Уверенно, держась рукой за шершавую стенку, я спустилась на два пролета и оказалась во мраке. Все делала по памяти: вытянула перед собой руки, нащупала круглую ручку, повернула ее против часовой стрелки, дверь открылась, и я очутилась в мастерской.

Изнутри мастерской эта дверь походила на стеллаж, поэтому жандармы ее и не заметили. Темнота. Знакомые запахи моторного масла, дерева, металлической стружки, лака, книг… Запахи моего детства. Наконец, наперекор обрушившимся несчастьям, я оказалась дома! Эти двадцать квадратных метров папиной мастерской для меня даже больше чем дом — тут прошла вся моя жизнь. Неважно, уедем мы с тетей из Москинска или нет, но, как только проклятые жандармы выяснят все свои следственные вопросы, я верну мастерскую себе — по закону она моя.

Справа от двери на нижней полке стеллажа должен быть переносной керосиновый фонарь. Таких в мастерской было три, два из них папа держал у рабочего места, а третий, дежурный, на всякий случай хранился на полке, и его частенько забывали заправлять. Я осторожно присела и потянулась в темноту. Неизвестно, какие перестановки могли здесь произойти, а навести шума или — еще лучше — шею свернуть ужасно не хотелось. Фонарь оказался на месте. Я ухватилась за тонкую железную ручку и повернула по часовой стрелке ребристое колесико. Тусклый свет разлился вокруг стеклянной закопченной колбы — светить дальше вытянутой руки не давал короткий фитиль. Ну что ж, времени немного. Нужно успеть все внимательно осмотреть.