Глеб Никифорович с каждой минутой, пока отдалялись они от больницы, чувствовал, что это правда, странные люди. Дикие, недоверчивые, грубые и холодные. Даже в их взгляде читался нечеловеческий холод. "Так , наверное, смотрят аборигены и папуасы на чужаков… – думалось в санях молодому доктору, – Ну понятно: их выселили, не пойми за что, гнали, преследовали… Относятся плохо… Конечно, и они платят за такое неадекватное и нерадушное отношение той же монетой. В принципе, всё можно понять…" – объяснял себе уставший, желающий хоть немножко покемарить, молодой врач.

Он чуть-чуть пригрелся, закутавшись с головой в свой тулуп, и уснул, укачиваемый неровной снежной дорогой. Ему снова снились какие-то непроходимые леса, а он будто парил над ними, разглядывая, что там внизу…

Очнулся Глеб Никифорович от резкого толчка и грубого окрика возницы. Они находились глубоко в заснеженном, будто сказочном лесу. Вокруг по обе стороны снежной дороги стояли, покуда хватало глаз, высоким белым забором запорошённые ели и сосны. Снег на их пушистых лапах искрился и переливался от заглянувшего туда загадочного голубоватого света луны. Сани стояли, возница с кем-то переговаривался, и Глебу Никифоровичу пришлось высунуть голову из воротника тулупа, чтоб рассмотреть причину остановки.

Посмотрев вперёд, доктор увидел, что путь им преградили волки… Стая из двенадцати особей ёрзала возле саней, поскуливала, потявкивала, периодически завывая. Возница обрывистыми глухими рычащими словами им что-то объяснял. Доктор удивился…

Лошади стояли, как вкопанные. Было видно, что они испуганны, но не рвались и не шарахались. Волки тоже лошадей не трогали. По их заискивающему скулежу думалось, что они что-то выпрашивают у возничего. Когда скулёж стал нервным и требовательным, мужчина, что вёл упряжку, так же громко рявкнул:

– Да свой он, говорю! Нужен он мне!

Волки, ещё немного поёрзав возле саней, не довольные тем, что остались без добычи, растворились в белой дымке вьюги…

Сани поехали дальше, а врач сидел и не мог понять: что это было? Что же произошло? Сонный уставший мозг его не мог позволить мыслить трезво и сосредоточенно, но одно доктор почувствовал, точно: его попутчики говорили с волками на равных, как со своими одноплеменниками. Волки какими-то повадками, поведением, чем-то напомнили ему людей… Было чувство, что он только что соприсутствовал на сельском собрании… И ещё заметил молодой врач, что девушка, что сидела бок обок с ним, при виде волков стала радостно улыбаться… Она как будто знала их и радовалась встречи. Возничий с дочерью не испугались стаи волков в ночном лесу…

Глеб Никифорович, поняв всё это по отдельности, не мог проанализировать увиденное и сделать какой-то вывод… В разрозненном виде ему это ничего не давало… Каждый элемент мозаики был странен сам по себе, но сложить всё в единую картинку, учитывая сильнейшее утомление и нежелание доктора верить в мистику – не получалось…

Скоро сани свернули с главной дороги и, выехав из леса, покатили в сторону небольшой компактно укрывшейся в низине между заснеженными холмами деревушки. Странным казалось то, что даже ночью, при свете яркой огромной на тёмно-синем звёздном небе луны – в деревне не было света ни в одном доме… Все окна смотрели мрачными чёрными глазницами. От этого молодому врачу стало как-то тоскливо… "Странно… – ещё раз подумал он, – что за деревня такая?…"

Приехали. Собаки не лаяли. Заборов не было ни у одного дома. Встречать выскочили два пацанёнка, таких же диких и подозрительно смотрящих, как и попутчики. Всё происходило совершенно молча. Никто ни с кем не разговаривал. Хозяин дома, сутулясь, втянув голову в плечи и неуклюже, грубо и резко размахивая руками, вошёл в дом. За ним последовал доктор.

– Свет дай! – рыкнул заросший бородой лохматый мужчина, свирепо блеснув глазами на одного из вертевшихся поблизости пацанят. Те бегом, громко топая по деревянному настилу дома пятками, скрылись в соседней комнате. Затем принесли свечу. Глеб Никифорович удивился.

– Темновато будет… – пожаловался он на освещение.

Хозяин дома резко встал и вышел на улицу. Вдруг во дворе раздался страшный заливистый вой… У неверующего ни во что, кроме современной науки, молодого доктора мурашки крупными тараканами побежали по спине, и он непроизвольно вжал голову в плечи, широко выпучив глаза.

Со стороны леса тут же донёсся такой же долгий вой волчьей стаи, словно ответ на призыв. И в комнате стало вдруг гораздо ярче от света луны, словно специально, по особому приглашению, соизволившей заглянуть сегодня именно в это окно… Доктор не верил своим глазам… Тьма комнаты постепенно рассеивалась, и он ясно увидел перед собой лежащее на полу, на раскинутых медвежьих шкурах, какое-то животное…

Молодая особь ни то гориллы, ни то орангутанга?… Доктор продолжал недоумевать, но в комнату снова резко и порывисто, словно лютый ледяной ветер, ворвался лохматый рыжий мужчина. От его присутствия, особенно после воя, доктору стало не по себе. Какой-то мистический страх неизвестного, непознанного, необъяснимого стал пробираться в сердце. Теперь, кажется, он начинал понимать, о чём его предупреждала сердобольная Пелагея Ивановна…

Мужчина в огромной волосатой ладони держал свечу, поднося к непонятному существу на шкурах, освещая его рану.