Шрифт:
Подбираю всю свою решимость, и выпрямляю спину для надежности:
— Какого бы вы ни были обо мне мнения, я не собираюсь никоим образом вам вредить за…
— Я вовсе не о мести, — отмахивается он. — Просто надеялся, что ты хуже, чем я себе надумал.
Хм… Хочет найти во мне изъяны?
— А я хуже! — уверенно заявляю я, хватаясь за эту идею, как за спасительный круг.
— Правда? — недоверчиво переспрашивает он, кивая на тесто. — Тогда зачем ты это делаешь? Устала ведь.
И снова он со своей заботой, от которой ком в горле встает. Ну, зачем он так?
Не могу отделаться от желания уткнуться лбом в его грудь. Прикрыть глаза, позволяя ему снова обнять меня своими оберегающими руками. Затянуться его запахом…
Прочищаю горло:
— Ничего я не устала. Выспалась, вот и пошла завтрак готовить, — понимаю, что синяки под глазами в данной ситуации сильно играют против меня, но более правдоподобной лжи как назло в голову не приходит.
— Понятно, — кивает как-то уж слишком понимающе, и вдруг принимается закатывать рукава своей рубашки: — Ну показывай.
— Что? — теряюсь я. — Что вы делаете?
— Помогаю тебе, — пожимает плечами, будто ответ очевиден.
— Ой, не стоит, — пытаюсь отмахнуться, в надежде, что он поскорее уйдет. — У вас должно быть много работы.
Но он, похоже, и не планирует никуда идти.
Включает вытяжку, и я ругаю себя, что не додумалась сделать этого раньше. Берет с крючка пару фартуков. Один накидывает на себя. И подходит ближе ко мне. Замираю не в силах и слова выдавить.
— Все подождет, Сонь, — тихо говорит он, и я чувствую его дыхание на своей макушке.
Натягивает на мою голову фартук. Его пальцы скользят по моей шее, осторожно высвобождая мои волосы из петли. А я стою, как безвольная кукла.
Боже, почему же я так скучаю по его рукам?
Вот они уже проскальзывают под моими руками, будто обнимая, но очевидно всего лишь, чтобы завязать фартук. И я просто удержаться не могу. Льну щекой к его плечу, позволяя Роме позаботиться обо мне. А он и не спешит отстраняться…
— Ты действительно хуже, чем я надеялся, — шепчет он в мои волосы. — Такая жестокая…
Осекается, когда нам обоим достается весьма уверенный толчок…
18. ОН
Чувствую, как она льнет ко мне всем телом. Маленькая лгунья…
— Сонечка, — одними губами шепчу в ее волосы.
Не идеальна… Совершенно точно не идеальна. Это нечто похуже. Она — мой абсолют. Несмотря на то, что я по-прежнему ничего о ней не знаю. Мне и не нужно.
Достаточно того тепла, что я чувствую, когда тонкие пальчики вцепляются в ткань моей рубашки на плечах, натягивая ее. Когда остренький носик утыкается в мою шею, будто она хочет спрятаться за мной от всего мира. И я готов предоставить ей это убежище.
Только попроси, маленькая…
Меньше всего я хочу ошибиться в своих ощущениях и снова тебя ранить.
Мысли выветриваются и головы, когда мне в пресс приходится уверенный тычок.
В непонимании отстраняюсь от Сони, на какое-то мгновение растерявшись и уже готовясь оправдывать свое очередное бесцеремонное поведение. Но даже сказать ничего не успеваю.
— Простите, — бормочет она. Глаза как блюдца. Щеки раскраснелись от смущения.
— Это ты сделала?
— Н-не совсем, — опускает взгляд, и складывает руки на животе. — Прости, маленький. Мама тебя придавила? И поспать нормально не дала.
Мои губы растягиваются в безвольной улыбке, пока я слушаю это ее покаянное бормотание.
Подхватываю Соню, и усаживаю ее на разделочный стол, прямо рядом с тестом:
— Ну и кто тут у нас? — упираю руки по бокам от Сониной попы, и склоняюсь к члену семьи, которого мне забыли представить. — Защищаешь маму, значит? Видать пацан.
— Угу, — выдавливает Соня, пока я изучаю притягательную округлость, борясь с желанием прикоснуться.
— Как звать? — мельком бросаю на Соню взгляд.
— Сынок, — бормочет она неопределенно.
— Сынок, — отзываюсь я эхом. — Значит, имя еще не придумала. Я вот хотел бы сына Демидом назвать. Если будет. А дочку…
Не могу удержаться, поднимаю на Соню взгляд:
— Можно? — неуверенно отнимаю руку от столешницы, и тянусь пальцами к животику.
— Мгм, — втягивает голову в плечи.
Получив добро, бесцеремонно задираю фартук, который сам же напялил на нее минутой ранее, и скольжу пальцами под невесомую ткань рубашки.
Замечаю, как Соня стискивает кулачки, прижатые к груди, когда я касаюсь ее обнаженной кожи. Боится, должно быть, что я опять глупостей наделаю. Хоть и тянет ее ко мне очевидно, да только она, похоже, посильнее меня будет в вере своим принципам.