Всю прелесть сложившейся картинки портит только этот чертов «муж», что бережно отгородился от меня закрытой Соней дверью.

Злость помогает выйти из ступора. Ставлю баллон с огурцами на стол, понимая, что Соня обходит его вниманием именно из-за меня. Вот уже и колбасу принялась нарезать. Ммм, вареная, прямо как в детстве. И не поленились же полную сумку еды притащить.

— Присядь, я закончу, — говорю тихо, словно боясь напугать.

— Не нужно, — голос не то, чтобы дрожит, он словно вибрирует от волнения.

— Испугалась? — спрашиваю, неосознанно подходя ближе, и накрывая ее хрупкие плечики ладонями.

— Ч-чего? — ведет плечом, очевидно желая сбросить мои руки.

— На тебя ведь тарелки едва не упали, — напоминаю я, догадываясь, что она скорее подумала о страхе разоблачения наших отношений. Хотя я возможно именно об этом изначально и спросил.

— Нет, — сухо. — Не испугалась.

Будто невзначай провожу по ее руке пальцами, и накрываю ее ладонь своей, вынуждая отпустить нож. Отстраняется, позволяя мне все же доделать работу за нее.

— Присядь, — велю снова, уже более настойчиво. — Устала ведь. Поди тоже всю ночь не спала.

— Чего бы я не спала? — фыркает.

— Знаешь, куда проще вычислить ложь конкретного человека, всего единожды услышав, как он лжет, когда ты знаешь правду. А ты только за последний час мне дважды выдала неправдоподобную информацию.

— Да чего это она вдруг неправдоподобная? Если вы про синяки под глазами, так это у меня хроническое! — продолжает упираться упрямица.

— Посмотрим, что на это доктор скажет, — усмехаюсь я.

— Какой еще? — теряется, будто мне все же удалось застать ее врасплох.

— Твой отец ведь попросил организовать обследование и для тебя тоже, — напоминаю.

— Да мне уже рожать со дня на день, какое обследование? — пытается отмахнуться она.

— Вся в отца, — усмехаюсь я, заканчивая с колбасой и принимаясь за огурцы. — А пошатываешься ты тоже хронически?

Соня явно в некотором шоке от моей наблюдательности и прилипчивости. Пыхтит, как паровоз. Губы дует, очевидно, не в силах подобрать слова.

Не привыкла моя девочка, что ее кто-то так пристально разглядывает. Ну что ж, привыкай. Потому что я продолжу это делать.

— Ну, знаете ли! — таки опускается на стул, продолжая строить из себя обиженного ребенка. — Попробовали бы с таким пузом не шататься! Я бы на вас посмотрела!

— Должно быть и спина болит, — киваю я понимающе. — Может, потому и спишь плохо?

Даю ей подсказку, как ответить правду, но при этом не давать мне понять, что она из-за меня уснуть не смогла.

— Я нормально сплю, — шипит, вроде чтобы я от нее отстал.

Но я и не планирую. Так интересно наблюдать за ней в разных состояниях. Кажется, когда она злится становится еще красивее.

Хотя ей любые эмоции идут. Лишь бы не эта ее бесстрастная маска, с фальшивой улыбкой, которую она натягивает всякий раз, когда рядом ее родственники.

Пожалуй, даже с ненавистью я готов смириться. Ведь она — живая. А когда Соня пытается подавить свои эмоции возникает ощущение, что я смотрю, как восковая куколка плавится изнутри. И так больно от этого. Хочется ее встряхнуть и снова вынудить хотя бы уж разрыдаться. Как тогда…

О, черт.

— Ты ведь малышу сказала, что поспать ему не дала, — заканчиваю я свою пытку, давая понять, что она давно спалилась. — А как еще, если не собственной бессонницей?

Понимает, что проиграла. Прикрывает глаза и откидывает голову на высокую спинку стула.

— Тебе бы пойти поспать, — предлагаю я.

— Не могу я, — голос звучит настолько усталым, что я невольно хмурюсь, вновь поднимая на нее глаза.

Моя рука с ножом замирает над доской с огурцами. Вижу, как она болезненно сглатывает и шмыгает носом.

Вот сам же хотел ее настоящих эмоций, чего теперь удивляешься?

— Почему? — зачем-то спрашиваю я, хотя и сам догадываюсь о миллионе причин, из-за которых она не может сейчас уйти и просто физически не может заснуть.

Отец будет волноваться. Тут еще этот Гена. И я. Вдруг чего наделаю без ее ведома. Да и я слышал беременным не так-то просто дается сон.

— Прошу, Рома, — выдавливает она, устало отрывая голову от стула, — остановитесь.

Вижу, что в серых глазах стоят слезы: