Практически все оставшиеся до конца сезона 4-5 дней проходят под тремя одеялами, при включенном смартфоне, совершенно без сил, лежа на кровати. Я даже готовлюсь к этим моментам полной потери сил и ознобу: успеваю дойти до соседнего корпуса, где есть еще несколько одеял и перенести их в медпункт. Однажды привели девочку, которая хотела только лежать, у нее была необъяснимая слабость, рвота и температура час назад. Как потом выяснилось, она объелась конфет, которые ей привезли родители. Я уложила ее в свою кровать, поставила рядом ведро и сладкий чай с молоком, ушла в другую комнату и упала на кушетку. Так мы проспали полчаса или час. Потом приехали ее родители и увозили ее домой уже почти совсем здоровую. А мне становилось все хуже.

Я не хотела только умереть, но я не боялась умереть. Думала, как умереть без проблем для своих детей, чтобы это событие не оставило им неприятных воспоминаний. Еще я думала, что если закружится голова и я упаду, то разобью себе голову или сломаю ногу: тут каменный пол, как на вокзале.

Я не помню, сколько дней или ночей прошло. Мои вещи собраны за 3 дня до отъезда и стоят напротив кровати. Я хочу домой. Иногда я забываю, как и зачем листают смартфон и засыпаю лежа или сидя за столом, глядя в раскрытый журнал, где я должна что-то писать. Смартфон падает со стуком на каменный пол. Смартфон в лагере – единственная связь с внешним миром. Когда мы все, взрослые и дети, заехали в лагерь с отрицательными ПЦР, нам тут же объявили, что мы не сможем выйти за территорию до конца сезона; до 30-го июня ворота заперты на замок, и на воротах охрана. Только так мы сможем защитить себя от ковида. Даже родители, которые постоянно приезжали с вещами и передачами для детей, общались с ребенком через забор, на расстоянии 2 метра.

На самом деле это правило оказалось не для всех. Ежедневно часть персонала уезжала в город на выходной день, приезжали комиссии с проверками, привозили курьеры продукты и многое другое. Изолироваться не удалось. Дней 10 все было спокойно, а потом дети и воспитатели стали болеть все чаще. И кто-то из них заразил меня. Дети обычно заражают взрослых. Никто не должен знать, что я болею, потому что это детский лагерь отдыха, и мне некуда бежать, меня никто не заменит, мне не заплатят обещанные 40 тысяч рублей (минус подоходный). Охрана не выпустит меня за ворота: вокруг в стране бушует ковид, а в лагере его не должно быть. Не должно быть и ангины, и никаких ОРВИ.

23 июня. Немного пионерской правды. С введением ковидных ограничений в лагере наблюдается резкий спад до нуля орви, насморков, ангин, трахеитов, бронхитов. Все сопли и ангины в детских коллективах теперь называются синдромом адаптации, аллергическими реакциями, и я не знаю, что еще писать, чтобы не ворвался оголодавший за 2 года запретов лагерей роспотребнадзор и не закрыл учреждение надолго. Они, кстати, не предъявляют мне свой ПЦР, когда заходят с проверками в лагерь. Может, они и занесли нам ковид.

Дальше идет сплошной бред от ковида:

23 июня. «Сенат Чехии». Ничего смешнее ВВС уже не придумать.

23 июня. Не каждый бомж выдержит такой дубак. Достали своей «кукушачкой» и дискотекой. Я живу тут, как в концлагере. Сделать полную ревизию и список багажа. До 30-го, конец сезона. В чем стресс моей жизни здесь? Забор. И срок.

23 июня. Кого агитировать? Этих неподвижных фельдшеров? Чтобы работать по 4 часа 4 дня, как в Германии. Или доказывать министрам, что они неправы? Увольте.

23 июня. Ковид возникает, зарождается из воздуха. Возьмите пробирки, наполните воздухом и через три дня там появится ковид.

23 июня. По сравненью с нефтегазовыми запасами страны, которые качать и качать, вопрос о 8-часовой смене медработников – просто писк комара, спичка, зажженная на ветру, осенний лист, сорвавшийся с той самой березки, что во поле, под ветром склоняясь, растет. Как и другие народные стоны. Забавно. Я поселила оловянного солдатика на своей странице, на самом видном месте.

23 июня. Обмануть, чтобы сохранить свою жизнь, комфорт, можно временно. Люди не крысы, но похожи на них. Собаки едят собак и крысы едят крыс.

23 июня. Погода совсем не летняя. Хочется завернуться в длинное толстое одеяло из верблюжьей шерсти, сидеть на балконе в кресле и страдать. Как говорится, будем ждать кризиса. Либо все уволятся и останутся самые тупые фельдшеры, либо будет еще хуже.

23 июня. Больше всего бесит в лагере меню. Кофе, который все дома пьют по-разному, но здесь должны пить одинаково. Баланда, нет выбора. Пока. Но я внезапно встретила этого начальника поезда и почувствовала, как просыпается ненависть. Как верхняя губа оголяет клыки.

24 июня. Идут 2-3 сутки бессонницы. Сайт льет новости, которые не новости, а просто навязли у всех на зубах, не сенсации, не интересные. Может быть, это такой способ фбсуществования? Провоцировать всех без исключения.

24 июня. Агрессивность мамаш тем сильнее, чем они беднее. Они грубые и необразованные, как правило. Одни любят пиво, другие – батюшку.

24 июня. 17 июля время Ч. Остановятся фабрики и заводы.

24 июня. Бог вас, конечно, накажет за мои слезы.

24 июня. У нас теперь не губернатор, а рупор. Чуть что: губернатор в инсте. Туда теперь все сми за текстами ходят. Чуть зазевался с новостью, а губер в инсте уже опередил.