– Мы с ним говорили об одном корабле – «Звезда Арандоры». Его сегодня утром потопила немецкая подлодка у западного побережья Ирландии. Это случилось приблизительно в то же время, когда вы пришвартовались в Ливерпуле. Корабль направлялся в Канаду и был под завязку набит итальянцами, хотя большинство из них родились здесь, в Англии.

– Это ужасно, – сказала она, чувствуя, как портится аппетит. – Столько ни в чем не виноватых людей…

– С того времени, когда Муссолини накрепко связал судьбу своей страны с Гитлером, для Джимми начались тяжелые времена. Отца и братьев Марии отправили в лагерь в Шотландии. Джимми пощадили, потому что он не связан с ними кровными узами и сам по национальности не итальянец. А название его ресторана? «Победа», но две недели назад он назывался «Виктория».

– Они изменили название, чтобы звучало патриотичнее?

– Они его изменили, потому что шайка каких-то кретинов десятого июня закидала их окно кирпичами. А на следующей неделе забитое досками окно залили черной краской из ведра.

– Они отважные люди – не испугались, продолжают дело.

– А какой у них есть выбор? Но немало людей в округе знают их и любят… они должны выжить. Ну так вы, наверное, умираете с голода. Нашли что-нибудь?

Руби пробежала меню – оно было коротким и не особенно информативным.

– «Запеченная паста под итальянским соусом». Как вы думаете, это лазанья?

– Да. Большинство итальянских ресторанов англизирует меню, я так думаю, это делается в интересах посетителей, страдающих ксенофобией. Заказать вам лазанью? – Она кивнула, и он помахал Джимми: – Мы с мисс Саттон будем есть лазанью.

Несколько минут спустя Джимми вернулся с двумя большими тарелками, на каждой по большому куску лазаньи – квадраты дюйма по четыре и не меньше двух дюймов толщиной. Вкус был такой же замечательный, как и запах, невзирая даже на то, что в лазанье было больше морковки, чем мяса, и хотя Руби обожгла язык, положив в рот первый кусок, останавливаться она не стала, отрезая кусок за куском, пока не разделалась почти с половиной. Только тогда она заставила себя замедлить темп. Ведь в конечном счете никто не собирался отбирать у нее лазанью, если она ее не съест в одну минуту.

– Вкусно? – спросил капитан Беннетт.

– Очень. – Она глотнула вина – в первый раз после Святого причастия – и постаралась не поморщиться. Ей предстояло полюбить красное вино, как и чай.

– Так вы из Лондона? – начала она. Она задала этот вопрос не из простого любопытства, а из естественного интереса к близкому другу ее главного редактора. Тот факт, что этот близкий друг был красив и привлекателен, понимал толк в еде, к ее вопросу никакого отношения не имел. Абсолютно.

– Я рос неподалеку от этого места.

Она ждала, что он продолжит, но он только пил вино маленькими глотками и с непроницаемым выражением смотрел на нее.

– Вы служили в армии до войны? Ведь на вас сейчас армейская форма, как я понимаю?

– Армейская. Я служу в четвертом батальоне Оксфордширской и Букингемширской легкой пехоты. Нелегкая задачка – выговорить это, правда? Легче было бы сказать Окской и Букской. Я служу с прошлой осени.

– А до этого?

– До этого я был барристером. Или, как говорят американцы, адвокатом.

– А почему вы решили стать барристером?

– Я ничего не решал. Это семейное дело, можно сказать. А вы? Вы откуда?

– Из Нью-Джерси. Хотя я много лет жила в Нью-Йорке – я говорю о городе Нью-Йорк.

– Правда? А говорите вы совсем без американского акцента. По крайней мере, такого акцента, который заметен мне.

Ей были приятны его слова.

– Вы имеете в виду, как Джимми Кэгни? «Ну вы эта, типа», и все такое?

– Пожалуй. Я прошу прощения, если вы сочли это нахальством с моей стороны.

– Ничуть. К тому же многие жители Нью-Йорка именно так и говорят.

– Но не вы, – сказал он; на его губах мелькнула улыбка, и он вернулся к еде.

Она посмотрела на свою тарелку и с удивлением обнаружила, что уже прикончила лазанью.

– Наверное, я сильно проголодалась.

– Вам она понравилась, да? Лазанья?

– Понравилась. Гораздо лучше моего ленча – в поезде у меня не было ничего, кроме черствых крекеров. Я думала, не открыть ли мне одну из баночек с арахисовым маслом, но они лежали на дне…

– Масло, смешанное с орехами? – оборвал он ее. – Кто же это додумался до такого? Должно быть, что-то отвратительное.

Руби смогла только рассмеяться при виде гримасы ужаса, исказившей его лицо.

– Ничуть не отвратительное. Просто орешки, превращенные в разновидность желе. Мы его намазываем на что-нибудь. Я – на тосты и крекеры, а иногда даже просто ем с дольками яблок…

– Господи боже, остановитесь, пожалуйста, – взмолился он, допив вино. – Ореховое масло, – пробормотал он, с трудом подавляя смех. – Ох, уж эти американцы и их странное представление о том, что можно есть…