Женщина улыбнулась, и на ее щеках проступили ямочки.

— Ну что ты, нет. Я Патрисия, маг-целитель. Тебе повезло, ты чуть не перешла порог.

— Какой порог? — я поморщилась, говорить было сложно.

— Болит? — женщина приложила ладонь на мою шею, и в горле стало тепло. — Ты кричала всю ночь, голос сорвала.

Я удивленно приподняла бровь.

— Кричала? Что?

— Звала кого-то. Какую-то Каришу. Это твоя родственница?

Мое сердце заколотилось чаще, я заерзала на кровати от волнения.

— Что я говорила?

Горло стало мягче после прикосновения женщины.

— Эта Ка… — стоило мне попытаться произнести имя, как глотку охватил спазм.

— Ничего, — женщина улыбнулась и погладила меня по макушке. — Только повторяла это имя. Всю ночь.

Я приподнялась и осмотрелась. Светло-бежевые стены были похожи на больницу. На подоконниках в горшках росли цветы, от которых по помещению разливался легкий освежающий аромат. В помещении было четыре койки. Все пустые, кроме моей.

Пока женщина мешала какие-то снадобья у столика рядом, я взбудоражено обдумывала ее слова. Значит, есть способ обойти магию старухи. И он каким-то удивительным образом сработал, когда я была на каком-то пороге.

Женщина обернулась ко мне. В руках она держала колбочку с зеленой жидкостью.

— Вы сказали, я почти перешла порог. Какой порог?

— Пей, — улыбнулась Патрисия и поднесла колбу к моим губам, приподняла мне голову и, не слушая возражений, заставила выпить.

Во рту разлилась приятная сладость. Голова слегка закружилась, но лишь на миг.

— Так что за порог? — повторила я, облизав губы.

— Порог смерти.

Я удивленно приоткрыла рот, на что женщина сочувственно вздохнула.

— Да. Ты ведь трогала бархотку в оранжерее?

— Какую бархотку?

— Деревце Патифлоринья, но в народе его зовут бархоткой из-за бордовых бархатистых листьев. Ты отравилась его пыльцой.

Женщина заглянула мне в глаза. Лицо ее выражало дружелюбие, а персиковая кожа словно светилась изнутри. На нее хотелось смотреть, хотя внешность у нее была самая обычная, даже не примечательная, но теплый и участливый взгляд притягивал к себе снова и снова.

Я коротко кивнула.

— Сколько раз говорили магистру Лэндру закрыть вход в это крыло, но он никого не слушает. Вот еще одна пострадавшая адептка, — женщина покачала головой.

— Еще одна? — сонно спросила я.

Не знаю, чем она меня напоила, но глаза начали слипаться, а тело приятно расслабилось. Меня сносило в сон, но я пыталась держаться изо всех сил.

— Да. Ты не первая, хотя другие отделывались более легко. Магистр Лэндр уверен, что вонючего цветка у входа достаточно, чтобы адепты туда не заходили. Старик совсем уже помешался на своих растениях, уверяет, что нельзя ставить двери, так как цветы все чувствуют и не могут жить в закрытой коробке, — женщина скептически покачала головой и подоткнула мне одеяло. — Надеюсь, этот случай что-то поменяет, и ректор, наконец, закроет то крыло. Тебя еле спасли. Если бы не Эрих…

— Эрих? — я на секунду взбодрилась. Успокоившееся сердце вновь взволнованно забилось.

Женщина улыбнулась и накрыла ладонью мой лоб.

— Эрих удерживал тебя, не давая перейти порог, пока я выводила токсин. Буквально вырвал из лап смерти.

Так он спас меня. Уже трижды. Я невольно заулыбалась, а затем тут же сникла. В памяти всплыла наша последняя встреча. Я его поцеловала, причем сама на него набросилась. А он… он не стал мне отвечать. Эрих и так видел меня странной, а теперь, наверное, еще и нимфоманкой считает.

Захотелось спрятаться под одеяло от накатившего стыда. Я накрыла горящие щеки ладонями.

— Это пройдет, — вдруг сказала женщина, мягко глядя на меня.

Она села на стул рядом с кроватью, и взяла мою руку в свои теплые ладони.

— Что пройдет? — испуганно спросила я.

Неужели она умеет читать мысли? Или Эрих сказал ей о поцелуе?

— Чувство жара и жжения на коже. Это последствия страстной лихорадки, — женщина усмехнулась. — Главное, сейчас твоей жизни ничего не угрожает.

— Как это странно, умереть от страсти, — пролепетала я.

Язык плохо слушался, на меня вновь навалилась вселенская усталость.

— Да, очень драматичная смерть, — грустно вздохнула женщина. В ее глазах мелькнула смутная тоска. — Пыльцу этого дерева используют в снадобьях при потери смысла жизни. В маленьких дозах она возвращает утраченную искру и вкус к жизни. А в больших искра превращается в неконтролируемое пламя страсти, в котором человек сгорает, не сумев утолить свою жажду.