– Предложить? Уже? Ну ты даёшь!

– А чего тянуть? И вообще, завтра контрольная по геометрии, о чём ты думаешь?

– Да фигня твоя контрольная! Могу тебе тайно пособить, если попросишь. В знак благодарности…

– Я взяток не беру! Впрочем, посмотрим… Так вот, ты знаешь, что наша Ирина готовит новую постановку? Она тебя ещё не тревожила по этому поводу?

– Не-ет.

– Не волнуйся, потревожит. Ты у нас в качестве героя-любовника незаменим. Куда она без тебя?

– А что ставим?

– «Экзамен на зрелость». Помнишь, фильм был когда-то?

– Ой, это такое старьё! Такая муть! С чего она вдруг решила?!

– Какая тебе разница? Отдохнём, побалдеем, посмеёмся. Ты же любишь эту кухню, я знаю. Кроме того, Ирина обещала там всё переделать, у неё новое видение сюжета. Хочет обновить диалоги, убрать ненужный пафос. Будет очень мило и в пределах школьных рамок.

– В принципе, я, конечно, не против.

– Не против он… Но не в этом дело. На роль влюблённой «дэвушки» существуют, конечно же, проверенные варианты. Однако Ирина в Кононовой разочаровалась, я это точно знаю. Есть ещё Вершинина, но та слегка зажатая – дверью на большой перемене. Лучше Савицкой, скорее всего, сейчас больше никого не найдётся. У неё, конечно, тоже свои перегибы, неиссякаемый фонтан мыслей, вулканический темперамент, повышенная эмоциональность, но всё поправимо. И если её утвердят, а я об этом позабочусь, тогда, мой друг, она – твоя, общайся, постигай, или какие там у тебя ещё цели? Понял?

– Петухова, я даже не знаю, как мне выразить тебе свою…

– Всё-всё! Исключительно из уважения к тебе как личности… Так, говоришь, ты можешь завтра меня, э-э-э, проконсультировать по геометрии?

– Запросто.

– Хорошо, ладно. Мне просто неудобно тебя обижать сейчас отказом. Ты же такой ранимый… Закончили?

– Да! Спасибо!

У Петуховой просто офигенное чувство ситуации и железная логика. Почему она у нас не отличница – ума не приложу.

Я вырываюсь из плена обстоятельств. Свершилось: мне дали роль, велели перевоплотиться и слегка сойти с ума. Меня ждёт зритель. Если влюблённость хитрит, фальшивит и никак не вырисовывается в реальности, её можно, по крайней мере, искренне сыграть на сцене. В пьесе, как меня вкратце просветила наша Ирина, я должна исполнить большое, искреннее чувство, которое зарождается впервые в юном неопытном сердце. Пара пустяков. Я заслужила этот образ, я его выстрадала, существуя в этом безжизненном, бессердечном болоте, которое всё глубже засасывает меня… Впрочем, не люблю жаловаться на жизнь. Это бессмысленно.

Самое интересное, самое роковое то, что и Савицкий тоже там, в бурлящих глубинах сюжета! Голубчик! Добрый молодец. Иван-царевич. Я ему раскрою глаза! Я покажу этому герою-любовнику, этому повесе с берегов Невы, как глубоко он во мне ошибался. Я вырву грешный его язык! Он, наконец, прекратит говорить гадости по любому поводу.

Так, что же там у них? Почитаем. Надеюсь, для меня есть большой драматический монолог, слёзы, муки, терзания…

Ай-яй-яй-яй-яй! Что за беспросветная муть?! Где тут страсть, и кто автор пьесы? Кто писал эту чёрно-белую дребедень?! Какое-то нагромождение дискуссий на отвлечённые темы, и ни слова по существу. Все без конца учат уроки, спорят о насущном и читают эти, идеологические памфлеты. И помыслы у них таки-ие, понимаешь, высокие, заоблачные прямо, что не допрыгнешь! Вот наказание… Но какой благородный молодой человек этот главный герой: талантливый, весёлый, вежливый, чуткий… Подозреваю ещё: высокий, стройный, открытое, умное лицо. И – бунтарь! Бунтарь!.. Неужели Савицкий способен сыграть такого?

О! Вот, интересное место. Он встречает её в парке… Так-так… Поют птицы, шумит листва. Она сидит на скамеечке, он подсаживается… Пара ничего не значащих фраз… Она говорит ему неожиданно строго: «Ну, я пойду». Куда? Куда это она пойдёт?! Заявочки! Он же только присел, только с тобой заговорил! Роса нового чувства упала и притаилась. Никуда она, – то есть, – никуда я не пойду, и не собираюсь! Пусть хоть вся труппа тащит меня за кулисы! Самый омут начинается, самая перестрелка, а я вот так: встану и уйду в голубую даль к новым рубежам. Как же! Здесь нужно обязательно переделать. Обязательно! Так Ирине и скажу! С такой драматургией мы вообще никуда не приедем…

Нет, я вижу теперь: он всё же ужасный хам, вылитый Савицкий. Говорит ей, то есть мне: «Как жаль, что мы с вами не встретились в Крыму, я бы научил вас любить его волшебную природу…» Грубиян. Я, значит, тупая, деревянная, без его помощи полюбить правильно южную природу никак не смогу… Все они такие. Все. Я начинаю прозревать. Одних просто выносить легче, чем других…

Главный герой садится за рояль и играет вальс Хачатуряна к драме Лермонтова «Маскарад». Вот так, запросто! Ни много, ни мало! Он ведь, кажется, и так уже выше крыши: талантлив в поэзии, математике и общественной работе. Виртуоз ещё оказывается, универсал! М-да. Интересно, умеет ли Савицкий играть на фортепиано? Или на гитаре… Э-эх, мечты всё, про гитару, но поинтересоваться нужно… Кстати, чего тянуть? Теперь мы с ним повязаны одним канатом. Записок он от меня не дождётся, это факт, но позвонить ему я всё же в состоянии. Остались ещё душевные силы…

Звоню. Да! Чего ждать милостей от природы?.. Пианист мой гуттаперчевый… Доктор разнообразных наук…

– Алло, С-Савицкий? Как жизнь?

– Савицкая, ты?..

– Нет, это тебе звонит Троцкая-Джонсон!.. Знаешь такую?.. Савицкий, это ведь твои штучки, признавайся!

– Ни сном, ни духом! Вот те крест! Вертикально и перпендикулярно.

– У тебя всё перпендикулярно… Не отпирайся. Твой Семёнов раскололся. Плакала моя девичья фамилия!.. Уф-ф, ладно. Я вот чего звоню. Ты на рояле играть умеешь?