Есть, в смысле жрать, пока не начинали. Ждали главу застолья. Он пришёл, сразу направился к подобию трона. И, глянув на меня, как показалось, хмыкнул, прожёг взглядом начальницу планового отдела. По-видимому, эта встреча со мной за столом у него не была запланирована.

Но он махнул рукой. Все загомонили, начали накладывать пищу, наливать напитки. В этих действах я, пожалуй, даже опережал всех, потому что сразу начал засовывать в рот салаты и бутерброды.

Разливали водку и вино. Бойкий парнишка слева тоже попытался налить мне водки, но я отказался. У меня вечером тренировка. Как я мог напиться? Это не ускользнуло от опытного взгляда Петра Васильевича.

– А ты что не пьёшь? – спросил он меня, ведь сидели-то мы с ним напротив друг друга.

– Я, Пётр Васильевич, непьющий, – соврал я.

– Смотри, – сказал строго старший, – не заложи, а то заложишь тут нас всех…

Поэтому они побаивались, не желали моего присутствия…

Я хотел проговорить что-то лояльное, типа я свой, буржуинский, но уже положенный в рот кусок куриного окорока помешал мне произнести слово, и я только замычал в ответ.

Вскоре Васильич, занятый произнесением тостов, перестал вообще обращать на меня внимание. И с каждым его новым стаканом я всё больше понимал, отчего у него такое старческое, измученное лицо. Явно не способствуют здоровому цвету лица постоянные послесовещательные заседания за обильным столом. Но это часть работы, труда в этой сфере деятельности. И, похоже, он был ударник…

А я насыщал свой организм белками и углеводами старательно, целенаправленно. И, может быть, где-то подспудно, в глубине сознания, блуждали мысли, что я вот тут жру, а настоящие люди борются за светлое будущее. Отстаивают свои жизненные позиции. Не боятся ни холода, ни голода.

Что-то подобное могло мелькать в сознании, но наголодавшийся организм не допускал близко к сердцу «крамольные» мысли.

Да, где-то в неведомом пространстве принципиальные журналисты вели расследования экономических преступлений, рисковали жизнью ради правды, истины для. Снимали репортажи и писали массово читаемые статьи.

А я, как бы их соратник и коллега, сидел в тесном кругу плевавших на их потуги правителей жизни. И, казалось мне, они, эти властные люди, были правы: в любых обстоятельствах благополучие им не изменит, не может произойти что-то такое, чтобы они почувствовали себя неуютно. Словно это благополучие им завещано без учёта времени, навсегда, вовеки веков – что бы там против них ни задумывали и ни замышляли их недруги. Чтобы ни происходило, они всегда наверху, над народом, над его проблемами. Я жрал икру, то чёрную, то красную, просто ложкой. Запивал десятью разновидностями лимонада и в это время, выбирая кусок шашлыка побольше, особо не раздумывал о том, что всё-таки когда-нибудь должна наступить чудесная эпоха, когда все люди в зависимости от их потребностей и способностей будут есть всё, что захотят, пить сколько хотят. И начнёт на родной земле расцветать, как весенние сады, справедливость. Будет колоситься в полях рожь и пшеница как символ могущества любимой Родины.

Евгений Витальевич Колобов родился в 1955 году в семье военнослужащего. С 1972 по 2002 годы проходил службу в разных должностях в Вооружённых силах СССР и Российской Федерации.

Победитель Гран-при на международном конкурсе «Янтарный берег», призёр многих литературных конкурсов. Член Интернационального Союза писателей с 2019 года.

Вторая стрелковая рота 18-го пролетарского стрелкового полка из последних сил торопилась занять обозначенный командованием рубеж перед замёрзшей, наверное, в это время рекой. Сотня красноармейцев после дневного марша должна оборудовать полноценную оборону, то есть защитить полк от возможного флангового удара финских вооружённых сил.

Кепарик, боец, призванный, как и все, три месяца назад, переставлял ноги по финской территории навстречу всё более холодному ветру. Команды взводных «Подтянись!» уже никого не подгоняли. Поле, на которое вышла 122-я, густо засеяно камнями разной величины. Одни камни прятались под снегом, другие торчали, достигая головы Кепарика. К такому можно было прислониться, на минутку укрыться от злого встречного ветра. Сил не хватало даже на ругательства. В этом Кепарь был признанным авторитетом. Призванный из города Ростова-на-Дону, за три месяца службы он так и не сдружился ни с кем из сослуживцев. Медлительные и туповатые, по мнению Кепарика, крестьянские парни держались вместе, над хилым Копаловым смеялись и допускать его в друзья-приятели не спешили.

Вот и сейчас они тупо шагали, оступались, поддерживая друг друга, помогая встать упавшим. На их лицах Кепарь читал мысли: «Ну что ж, идтить так идтить». Наступив на невидимый под снегом камень, Кепарь отчаянно выгнулся, стараясь удержаться, но в колене что-то хрустнуло, и Саня рухнул, зная, что никто не поможет. Он с трудом встал, опираясь на винтовку.

Етить-колотить, теперь ещё колено! Чтобы отвлечься, он стал вспоминать своих друзей-приятелей. Шумные, быстрые, как ножи, которые каждый таскал с собой. Компания, принявшая сироту Саню Копалова, была молодёжная. Она спасла от «сумы», а от «тюрьмы» спасла армия. Хотя тюрьма никуда не денется. Главное, только разобрался, как тут всё устроено, как здесь, в армии, жить, чтобы жилы не рвать, тут этот инцидент случился. Инцидент перерос в зимнюю войну. Вместо тёплого хлебного места это бесконечное поле и вот, ещё колено! Он полежал, пока не почувствовал: не встанет сейчас, то без посторонней помощи не встанет никогда. Покувыркавшись в мелком снегу, всё-таки поднялся и похромал вперёд. Через метров пятьдесят с удивлением почувствовал, что колено болит терпимо. Идти можно, даже не опираясь на винтовку. «Так ноги промёрзли, поломаешь и не заметишь», – пронеслась мысль под суконной будёновкой, которую он называл «кепариком», за что и получил армейскую кличку.

– Держись, Кепарик! – Обогнали братья-близнецы. – Может, на буксир взять?

Это не шутка? Впервые прозвучал намёк на помощь!

Братья двигались ненамного быстрее, и команда «Привал» настигла их на одном месте. Близнецы бросили цинки с патронами, воткнули приклады винтовок в снег и повалились на спину. Хотя Кепарику больше всего на свете хотелось упасть, он решил идти, потому как точно знал, что не сможет встать. Сейчас над ним не давила опасность отстать, стать объектом насмешек и взысканий командования. Он подобрал свой ритм движения и уверенно приближался к «голове» роты. Эта уверенность удивила самого бойца и его сослуживцев.