Мы прошли маленькую прихожую, и Витя открыл дверь. Он явно гордился своей комнатой. Она была просторна и пуста.

– Давай бифштексы, что ты купила в буфете, я пожарю на кухне.

Он ушёл, а я оглядывалась без особого любопытства – чужая комната, чужая жизнь. Я потом и вспомнить её не могла, казалось, там одно окно, а вдоль него лавка, как в паспортном столе.

– Нравится тебе? Я к твоему приезду с Дальнего Востока обои переклеил, полы покрасил, шкаф стенной оклеил.

– Ты же говорил, что живёшь у своей сослуживицы?

– Я сказал ей, что мне дали комнату наконец, и я хочу переехать. Она расстроилась, вообще. Лучше расскажи, как тебе ездилось.

– Прекрасно! Камчатка, Командоры, Курилы. Сахалин, Приморье. И по штормтрапам лазила, и в корзине переносили с корабля на корабль. Но знаешь, в прошлый раз столько было стихов, а сейчас в Ростове всё будто стёрли, как нарочно. Вернулась в Москву, письмо от мамы – в Союзе срочно хотят меня видеть. А там персональное дело. Оказывается, пока я моталась по командировкам, пропустила кучу собраний и политзанятий. Представляешь? Я и в райком ходила, а мне говорят – почему они к вам так плохо относятся? Но формально они правы, договоритесь как-нибудь. Ещё чего! Повернулась и поехала в Москву. Не обнимай меня, пожалуйста, мне трудно рассказывать.

– Как не обнимать, когда ты так близко!

– Мне не надо было приходить?

– Давно надо было, только не знал, как тебя затащить! Я не могу видеть, как ты живёшь. У меня просто сердце болит, физически! Давай, пусть будет фиктивный брак, чтобы ты прописалась в Москве и нашла нормальную работу.

– Спасибо, Витенька, только я не могу это себе позволить. Ты молодой, красивый, свободный. Полюбишь какую-нибудь хорошую девушку, а жениться не сможешь, в паспорте штамп ни за что ни про что.

– Никого я не полюблю, я одну тебя люблю!

– Правда? Почему же мне не говорил?

– Это само собой разумелось.

– Раз ты меня любишь, это меняет дело. Но у меня такая работа… То долго не получается, как хочешь. А получится, не печатают годами. И когда напечатают наконец, ты уже ушла Бог знает куда, радости никакой. Разве нормальный человек может это выдержать рядом, ты подумай! И я очень долго была одна, я тоже должна подумать, не будешь ли ты мне мешать работать. А жизнь моя переменится скоро, мне письмо дали в Союзе писателей с просьбой разрешить обмен. Отнесла сегодня в обменное бюро.

– Ну и что?

– Не знаю, мне сказали сдать в канцелярию.

– Кто так делает! Надо было самой идти на приём.

– Я не знала. Если не разрешат, я пропала. Мне и секретарь Союза сказал, это тринадцатое письмо, а разрешили только трём. Я больше не хочу, не могу быть девочкой для битья в Ростове. Даже в российском Союзе видят, что происходит. Секретарь сказал, мне нужно уезжать, потому что они скоро мои косточки выплюнут.

– Выходи за меня!

– Витенька, я поеду, уже двенадцать, мне очень страшно там идти.

– Оставайся!

– Не могу.

– Ну давай, я тебя провожу в одну сторону.

– Нет, лучше поймаем такси.

Я лежала без сна и думала – Витя, Витя! Оказывается, он долгие годы стучался в мою жизнь, а я не понимала ничего.

В любой книге разберусь, любой спектакль оценю по достоинству, люди за советом обращаются, считают умным человеком. Только в своей жизни разобраться не могу…

Витя, Витя, задал ты мне задачу! Уже три часа, а я заснуть не могу, перебираю вешки, где пересекались наши с тобой дороги, да так и не пересеклись.

Институт был новый, первый набор. На первый курс конкурс одиннадцать человек на место, я поступила почему-то. На второй принимали переводом из других институтов, Витя перевёлся с физмата Университета. Нас было немного, все знали друг друга, но мы с ним не общались.

Через много лет командировка в головной институт. Он окликнул меня в коридоре, узнал сразу, а я его – нет, столько лет прошло.

– Как ты не помнишь, я же бросался к тебе на танцах, ты была лёгкая, как пушинка. С тобой было так здорово танцевать, особенно вальс.

– Ты носил очки?

– Какие очки! Не было у меня никаких очков!

Потом была очередная встреча выпускников в институте. После неё мы случайно столкнулись на нашем ростовском Бродвее, я, он и Галина, моя сокурсница. Впрочем, я не верю в случайности. Ресторан – была её идея.

И мы танцевали в ресторане – столько лет прошло, а моё тело не забыло волну тепла, какого-то узнавания, близости…

Витя, Витя, все эти годы я не видела и не слышала тебя! Пан директор виноват, я долгие годы любила его, несмотря ни на что.