Шрифт:
В эти игры я играл уже много лет. Гораздо дольше, чем Виктор и Алессио Иваншов.
Хотя эта игра, началась тридцать лет назад.
И скоро…она закончится.
Я начал ее.
Я планировал закончить ее.
Я знал, в чем заключается преданность Виктора. Но я также знал, что Валери была его самой большой помехой. Она изменила его игру, и его преданность теперь была туманной. И я точно знал, как заставить его размыть линии ради нее.
Взяв бутылку виски в руку, я выплеснул оставшуюся жидкость себе в горло. Проглотив, я ничего не мог с собой поделать. Мои глаза снова нашли экран. Их трах-фестиваль уже закончился, но Константин все еще лениво лежал между ее ног, его бедра держали ее раздвинутой, его грудь прижималась к ее животу, а голова почти сладко лежала на ее сиськах, когда они оба затаили дыхание.
Я уставился...а потом рассмеялась.
Я не дурак, Виктор. Если бы ты только мог запомнить это.
Когда я наконец заговорил, то произнес эти слова в экран.
– Шах и Мат.
Глава 21
Виктор
Н енависть.
Ненависть - слишком сильное слово.
И ненависть была именно тем, на чем я жил. Я выживал только за счет одной эмоции-ненависти. Чистом отвращении.
Я продолжал эту гребаную игру, ненавидя человека, который ее начал.
Я продолжал играть по правилам Валентина...зная, что именно я закончу ее.
– Я думаю, что это плохая идея. Прошлой ночью…
– Твое мнение не требуется, - повторил я еще раз.
– Виктор…
Я оборвал Егора, прежде чем он успел продолжить. - Делай, что тебе говорят, и у нас не будет никаких гребаных проблем.
Я услышал, как его челюсть захлопнулась, и со своего места на заднем сиденье увидел, как он свирепо смотрит на темные улицы. - Это понятно? - прорычал я, пиная спинку его сиденья.
Гнев наполнил мою грудь. Ярость затуманила мои мысли. Ярость текла по моим венам.
Егор что-то прошипел себе под нос, а я боролся с желанием повалить своего человека на землю. Он был моим другом.
Хотя наверное сейчас...мой разум смотрел на всех с ненавистью. Все враги.
Кроме нее.
Моей Валери.
Мысли о ней были одновременно бальзамом для моей души и пыткой для моего сердца. Мои кулаки сжались, и я почувствовал, как начинают болеть костяшки пальцев.
– Понял, сэр.
Я молчал, пока он выходил из машины, и подождал секунду, прежде чем он открыл мою собственную дверь. Мою кожу покалывало от опасной потребности бороться. Калечить. Смотреть, как льется кровь. Чтобы избавить меня от пульсирующего адреналина, бурлящего в моем теле ...
И именно это я и собирался сделать ...
Егор был против. Но черт с ним.
Он ничего не понимал.
Никто меня не понимал.
Боль. Гнев. Ненависть. Враждебная потребность сражаться с кем-то, смотреть, как они истекают кровью от моих собственных голых рук, прежде чем я смогу причинить боль тем, кто мне дорог.
Боль в груди, которую я сам себе причинял каждый раз, когда дышал, зная, что несколько подвел женщину, которую любил.
Он не понимал, зачем мне это нужно,
Поэтому его мнение не имело значения.
Он мог заткнуться и следовать за мной, как марионетка, которой он был.
Егор был моим другом. Но я также был гребаным Альфой.
Выйдя из машины, я прошел мимо него. Он молча последовал за мной. Достаточно близко, чтобы я мог чувствовать тепло его тела, но достаточно далеко, чтобы не идти впереди меня даже на шаг.