Шрифт:
– В отличие от вас, я на своей земле! Я из Тольятти!
Там мои друзья, и они в курсе, теперь знают вас в лицо. А у моих друзей – большие друзья в Москве. Вы вместе со своей компанией и пикнуть не успеете, как огребёте проблем кучу!!!
Подействовало мгновенно. Тот, кто позвонил мне, положил трубку, и больше звонков не было.
В силу занятости или суматошной московской жизни, что ли, ремонты в квартирах москвичей не делались десятилетиями. Я приходила просто в ужас, когда начинала ремонт. Столько грязи и даже какой-то чёрной копоти! Всё крошится и сыплется, лишь только тронь.
В деревне не принято доводить жильё до такого состояния. Как-то я пришла вечером к своей средней сестрёнке – посидели, поговорили, почаёвничали – и я ушла. На следующий день я снова зашла к ней. Уже через несколько минут я стала ощущать какое-то беспокойство.
– Что-то не так?» – спросила она.
– Мне кажется… Или вчера в зале были другие обои? – спросила я.
– Да, – подтвердила она, – я их ночью переклеила, они совсем не подходили под новый ковёр!
Но у москвичей другой менталитет. Как громко заявила однажды холёная дама бальзаковского возраста, заметив, как я оцениваю масштаб «разрухи»: – Я выше всего этого!
Конечно, далеко не все живут в таких условиях.
Но для меня это даже было выгодно. Чем больше «убита» квартира, тем колоссальнее разница после ремонта! А если это ещё и «сталинка», так вообще – дворцовые палаты. Самой не верилось, что эту красоту сделала я, своими руками. А уж как хозяева были рады!
Люблю эту работу! Я даже не заметила, как загнала себя. Меня выматывала сильнейшая слабость. А может быть, это ещё последствия стресса? Я обращалась неоднократно в поликлинику, но эта была только бесполезная трата сил и времени. Сказали:
– У вас очень высокий холестерин, а те отклонения, что есть, тоже не смертельны…
Вот уже второй год я в Москве. Ещё немного, и я рассчитаюсь, наконец-то, с долгами. И нужно сделать запас на будущее. Моя младшая сестрёнка, приехавшая ко мне помочь и подзаработать, сказала:
– Нет, я не буду работать так, как ты! Я ещё пожить хочу. Ты же убиваешь себя, работая по пятнадцать – семнадцать часов ежедневно, без выходных и практически не делая перерывов.
– Ну, это временно, – объяснила я, – мне только с долгами рассчитаться и младшего сына забрать хотелось бы поскорее. Тяжело думать, что он без меня живёт уже второй год.
Под давлением сестрёнки всё же стали придерживаться восьми – двенадцати часового рабочего дня. Хотя это и не всегда удавалось. Работы все прибывало. Но с каждым днём мне становилось всё хуже и хуже. И я была вынуждена делать перерывы – два дня работаю – день отдыхаю. Люди терпеливо ждали, когда дойдёт их очередь.
Сестрёнка сказала:
– Я не могу больше на это смотреть – как ты доходишь. Я тащу вечером с работы сумку с инструментами на одном плече и тебя – на другом! Что будем делать – ведь скоро ты совсем не сможешь работать.
Я говорю:
– Недавно слышала, что на кладбище нужны плакальщицы (прости, Господи, меня), чтобы оплакивать покойников, и там неплохо платят.
Она возмутилась:
– Ты же еле ходишь!
– Так ты же будешь поддерживать меня под руку, и это даже будет выглядеть более естественно – ведь мы же не плясать идём.
– Как же ты будешь плакать за него – допустим, он бандит или убийца? – спросила она.
– Я буду плакать о том, что ведь его тоже родила мать, он был ребёнком когда-то – душа его была чистой. Ну, и буду плакать за себя: ведь мои мысли никто не проверит – как я докатилась до такой жизни.
– Возвращайся домой, погибнешь здесь, – наставляла сестрёнка.
– Поехали вместе – уговаривала она.
– Нет, куда я поеду? На шею старшим детям? Или к кому-то из вас? У всех хватает своих забот и проблем.
– Умру – значит, судьба – мне здесь умереть. Только маме не рассказывай – попросила я.
Мама, наверное, догадываясь, что у меня не всё так гладко, плакала, когда мы говорили с ней по телефону. Она говорила:
– Делай так, как считаешь нужным. Но знай: мы всегда будем тебе рады, молюсь за тебя днём и ночью!
Сестрёнка, взяв с меня клятвенное обещание, что, когда мне станет совсем плохо, я вызову скорую помощь или выйду к остановке, и люди сами вызовут, уехала.
Я дошла до того, что комнату в восемь квадратных метров делала девять дней! Конечно, там нужно было выравнивать и потолок, и стены – но это ведь всего восемь квадратов по полу! Я поняла, что действительно дохожу. Но упрямо шла на работу, решила: вот когда не смогу подняться с кровати, тогда и буду переживать – как быть дальше? А пока не паниковать! Ничего, оклемаюсь. Потом уже я день работала, а день просто лежала.