Однако всего несколькими неделями позднее в «портовом аду» произошло новое нападение. Вербовщик судовой команды Энтони Хинтц, отправляясь утром на работу, был тяжело ранен на пороге своего дома, на Гров-стрит, 61. Жена его, услышав выстрелы, выбежала на улицу, и Хинтц назвал ей имя стрелявшего в него человека: Джонни Данн. Однако, когда подоспела полиция и тот же вопрос Хинтцу задал капитан Хэммил, возглавлявший комиссию по расследованию убийств, потерпевший в ответ прошептал:

–  Не знаю, мне этот человек не знаком.

Только от миссис Хинтц детектив услышал имя Джонни Данна.

Потерпевший в почти безнадежном состоянии был доставлен в больницу и сразу же прооперирован.

Прокурор Билл Китинг, по поручению сенатской комиссии изучавший полученные от Виктора Ризеля сведения о положении в порту, немедленно подключился к расследованию и вместе с капитаном Хэммилом и женой Хинтца поехал в больницу. По дороге миссис Хинтц вкратце познакомила его с условиями работы мужа:

–  Тони был вербовщиком на 51-м пирсе. Там разгружаются суда, прибывающие из Италии. Тони часто рассказывал мне, что на них тайком провозят наркотики. Но ему самому в такие дни старались не давать работать. Джонни Данн повсюду расставлял своих людей. Из-за этого у них с Тони постоянно происходили ссоры. Тони всегда говорил: «Моего пирса эта банда не получит. Пока я жив, Мэйси, я их туда не пущу». Вот почему они в него и стреляли.

Китинг имел уже некоторое представление о творившихся в порту делах. Он знал Джонни Данна, которого Вито Дженовезе сделал заместителем председателя портового профсоюза. Китингу не верилось, что Данн сам стрелял в Хинтца. Гангстеры такого ранга обычно прибегают в подобных случаях к услугам наемников. Поэтому он спросил:

–  Вы уверены, что ваш муж имел в виду Джонни Данна, заместителя председателя профсоюза?

–  Профсоюза?
– презрительно переспросила Мэйси Хинтц.
– С тер пор как там засел Данн со своими головорезами, это просто банда вымогателей и убийц. Конечно, Данн стрелял в Тони. Я не понимаю только, почему Тони не захотел сказать этого полиции.

–  Из-за вас, миссис Хинтц, - тихо ответил Китинг.
– Потому что он не хочет, чтобы гангстеры расправились еще и с вами. Он боится, что Данн отомстит вам, если станет известно, что он убийца.

Немного помолчав, женщина решительно сказала:

–  Если Тони умрет, мне все равно, что будет со мной. Я желаю только одного: чтобы убийца получил по заслугам.

Китинг не ответил. Он не хотел говорить ей, что от нее это не зависит. Даже если бы она присягнула перед судом, что муж назвал ей имя убийцы, это не могло бы служить доказательством: ведь сама она не видела, как Данн стрелял.

Имелась только одна возможность предъявить Данну обвинение в убийстве: Энтони Хинтц должен был дать официальные показания, предварительно подтвердив, что ему известно о его близкой кончине. Только в таком случае его заявление могло быть использовано в суде в качестве доказательственного материала, ибо закон требует: делая подобное заявление, свидетель должен быть убежден, что ложь не сулит ему личной выгоды.

Таким образом, чтобы использовать свой единственный шанс, Китинг должен был отнять у умирающего последнюю надежду. Прежде всего он должен был спросить Хинтца; знает ли тот, что ему недолго осталось жить.

Возле палаты Китингу повстречался врач, сказавший:

–  Он еще жив, но надежды нет ни малейшей. В груди у него застряли две пули, извлечь которые мы не можем, так как это только ускорило бы его смерть.

Лишь после долгих уговоров врач разрешил Китингу пятиминутную беседу с раненым.

Мучить умирающего допросом было, конечно, варварством, но у Китинга не было другого выхода, если он хотел привлечь убийцу к ответу.

Энтони Хинтц неподвижно лежал на постели. Сквозь повязку на его голове проступала кровь. Широкоскулое лицо посерело, уже отмеченное печатью смерти. Жена с рыданиями склонилась над ним. Хинтц открыл глаза и долго, пристально вглядывался в нее, точно не узнавая.

–  Тони, - всхлипывала миссис Хинтц, сжимая руки мужа, - это я, Мэйси.

Он кивнул. Губы его дрогнули, затем он едва слышно произнес:

–  Я знаю, Мэйси. Хорошо, что ты пришла. Я умираю, Мэй…

Китинг с невольным облегчением вздохнул. Он был избавлен от необходимости задать умирающему бесчеловечный вопрос. Хинтц сам в присутствии двух свидетелей сказал, что знает о близкой кончине. Это уже могло служить доказательством. Если бы теперь Хинтц согласился еще подтвердить, что стрелял в него именно Данн, Китинг получил бы наконец возможность добраться до банды убийц, хозяйничавшей в порту.

Он подошел ближе и склонился над умирающим: