–  Миддльтаун-отель на 14-й улице. Комната 21-я. Поглядите-ка там. Только захватите с собой портье, что бы потом не говорили, будто вы сами что-то подбросили.

Положив трубку, он достал из кармана портсигар, слез со стола и, подойдя к молодому негру, предложил ему закурить. Нэшвилл, скованный по рукам и ногам и вдобавок привязанный ремнями, не мог даже шевельнуться.

–  Ах да, - сказал Хантинг и сам сунул ему в рот сигарету.
– Таково предписание, Джимми. Тут мы не властны.

Он дал Нэшвиллу огня и приказал полицейскому с автоматом выйти и занять пост снаружи. Затем, ни словом не упоминая об убийстве Джорджа Мартина, завел с арестованным непринужденный разговор.

–  Что ты делаешь в Атланте, Джимми? Работаешь?

–  После возвращения из Гриффина еще нет, сэр. Ищу работу.

Хантинг умышленно пропустил упоминание о Гриффине мимо ушей.

–  И есть у тебя шансы устроиться?

–  Может быть, вернусь в прежний гараж, сэр. Меня обещают взять, когда прибавится работы. В такую прекрасную погоду мало кому нужно мыть машины…

Выразив сочувствие по поводу отсутствия в гараже работы, майор продолжал оживленно болтать на посторонние темы, то и дело поглядывая на дверь, точно чего-то ожидая.

Через полчаса конвойный полицейский впустил в камеру двух сыщиков, которые передали Хантингу картонную коробку и протокол, написанный от руки. Стоя за спиной у негра, Хантинг открыл коробку, заглянул в нее и спросил:

–  Где он был?

–  Зарыт в цветочном ящике на балконе!

Майор обошел стул и, остановившись перед Нэшвиллом, двумя пальцами достал из коробки пистолет, завернутый в тонкую резину.

–  Ну, Джимми, что я тебе говорил? Вот мы и нашли его сами.

Джим Нэшвилл с недоумением уставился на пистолет. Хантинг глянул на фирменный знак и весело сказал:

–  «Уэбли»! Видишь, наши криминалисты знают свое дело. Пора бы вам всем это понять.

Нэшвилл, заикаясь от волнения, произнес:

–  Но это не мой пистолет, сэр. У меня вообще нет пистолета!

–  А как же он попал в цветочный ящик в твоем номере? Уж не хочешь ли ты сказать, что это мы его там спрятали?

–  Нет, нет… конечно, нет, сэр! Но меня несколько недель не было здесь. Кто-то ведь тем временем жил в комнате!

–  Джимми! Наша экспертиза быстро установит, из этого ли пистолета произведены выстрелы. У меня самого нет сомнений. Но когда факт будет установлен научно и эксперты под присягой подтвердят его в суде, тебя привяжут к другому стулу - к такому, через который пропускают ток в 20 тысяч вольт. Разве ты не хочешь облегчить совесть признанием, которое, может быть, позволит присяжным отнестись к тебе снисходительнее?…

По-прежнему растерянно глядя на пистолет, негр вскричал:

–  Ради бога, сэр, чего вы от меня хотите?! Я никогда в жизни не держал в руках оружия. Я даже не знаю, как с ним обращаться…

Хантинг внезапно изменил тон:

–  Довольно, хватит вилять! Вы застрелили Джорджа Мартина. Пусть даже вы не признаетесь, присяжные Гриффина все равно получат достаточные доказательства, чтобы отправить вас на электрический стул. Вам может помочь только признание, если мотивы убийства окажутся по-человечески понятными. Вот ваш единственный шанс. Почему вы застрелили Мартина?

Негр продолжал молчать и непонимающе трясти головой. Ствол автомата снова ткнулся ему в спину.

–  Эй! Майор тебя спрашивает!

Нэшвилл растерянно пробормотал:

–  Мистер Мартин убит? Я даже не знал этого. Как же может быть, что я его убил… Чего вы вообще от меня хотите?

Он напряг вдруг все силы, как будто надеялся разорвать путы. Но стул, вцементированный в пол, не качнулся, кожаные ремни и стальные цепи только глубже впились в тело. Джим снова сник, обессиленный, со сломленной волей, покорившийся судьбе. Теперь он совсем умолк, и стоявший за его спиной полицейский никакими толчками больше не мог заставить его ответить хотя бы на один вопрос.

–  Как угодно, - неожиданно спокойно сказал наконец Хантинг, видимо поняв, что ничего не добьется.

Можно было, однако, заметить, что он разочарован.

Его пальцы нервно барабанили по столу, выдавая скрытую за напускным спокойствием неуверенность. Внизу, в его кабинете, вот уже несколько часов десяток репортеров дожидались результатов допроса. Сразу же после задержания Нэшвилла Хантинг сам пригласил их в полицейское управление и на короткой пресс-конференции сообщил, что убийство Джорджа Мартина, по существу, раскрыто и признание преступника тоже не за горами. Он скрыл имя задержанного и то обстоятельство, что тот черный, причем сделал это не только с целью усилить напряжение. Он, конечно, понимал, какую заварил кашу. Выпуск вечерних газет задержан, ротационные машины остановлены, повсюду ждут его сенсационного сообщения. Понимал он и то, что, пока допрашивал Нэшвилла, сцена в закусочной давно уже перестала быть секретом для редакций. За несколько долларов они получили от хозяина заведения, от посетителей и прохожих подробную информацию о том, как молодой негр был схвачен полицией. Сейчас, когда Хантингу самому предстояло снова лицом к лицу встретиться с репортерами и дать им подробный отчет обо всем, его внезапно охватил страх. Убийство Джорджа Мартина негром, да еще перед самыми выборами губернатора, не заурядное преступление, какие случаются каждый день. Расовая проблема наряду с войной во Вьетнаме оставалась одной из острейших политических проблем Америки, и Хантинг отчетливо сознавал, что для Джорджии, как для всех южных штатов, где борьба негров за равноправие так возмущает большинство белого населения, это в полном смысле слова вопрос жизни и смерти. Если бы оказалось, что Джорджа Мартина действительно убил черный, сторонники расовой дискриминации немедленно воспользовались бы этим, чтобы еще больше настроить белых против негров и тем самым нажить себе политический капитал.

Хантинг, ведает бог, менее всего был другом негров и сторонником расового равноправия. Он всей душой был бы рад преподнести властям этого человека в качестве убийцы. Но каким путем их ни раздобывай, а доказательства требовались, и он знал, что никто из его начальников не станет их собирать вместо него, как бы сильно они ни желали обвинить Нэшвилла в убийстве. Между тем цепь улик пока еще слишком слаба и ненадежна, чтобы открыто выступить в суде с таким обвинением.

А вдруг защитник, которого подсудимому нельзя ведь не назначить, представит столь неопровержимое алиби Нэшвилла, что и самый ловкий прокурор ничего не сможет поделать. Не было у Хантинга и уверенности в том, что ему удастся убедить Бетти Мартин опознать в Джиме Нэшвилле человека, который ворвался в дом и убил ее мужа. Не исключалось также, что неожиданно обнаружится кто-то другой, чья вина в убийстве окажется несомненной.