Архидиакон Лев весьма скоро прошел Альпы, которые знаменитому Ганнибалу когда-то стоили большей части войска. Терпеливо, без стонов и жалоб, ободряя и благословляя обитателей высокогорий, Лев в одиночку (потому что он так привык путешествовать) одолел и подъемы, и крутые перевалы (потому что это надо было сделать и от его путешествия зависело слишком многое). Хотя с тех пор Альпы прорезали относительно неплохие дороги, но горы остались горами, и на спуск с последней вершины пятидесятилетний мужчина потратил остаток своих сил. "Я давно не совершал длительных странствий", — Лев отыскал причину собственной смертельной усталости. Как архидиакон ни спешил, но у первой же деревеньки Заальпийской Галлии, на живописном лугу, ему пришлось позволить себе отдых.

Путешественник развязал котомку, достал ячменную лепешку и глиняную флягу с козьим молоком. То была обычная еда жителей альпийских гор, которые с радостью поделились ею с архидиаконом.

Едва успел он отломить кусок изрядно подсохшей лепешки, как перед ним возникло около дюжины мужчин весьма пестрого вида. На ком-то из подошедших красовались галльские штаны, а загорелые спины были предоставлены лучам все еще яркого августовского солнца; иные, наоборот, прикрыли верхнюю часть тела римскими туниками, а ноги упрятали в сандалии — большей частью не соответствовавшие размеру этих самых ног. Все имели оружие — столь же разное, как и одежда: главарь внезапно возникшей братии сжимал в руке римский меч, другие с неменьшим мужеством потрясали копьями — сработанными римскими оружейниками или самодельными; самые молодые воины довольствовались обычными заостренными кольями — которые справными хозяевами использовались в качестве материала для изгороди.

Рим по праву можно назвать самым могущественным государством, какое только существовало на земле, но апогей римской славы был давно пройден. Держава, раскинувшаяся во всех известных на то время частях света — Европе, Азии, Африке — неумолимо катилась к закату. Движение это сопровождалось потоками крови; воинственные племена варваров появлялись неведомо откуда с одинаковой целью: воспользоваться плодами слабеющей цивилизации. Одни пришельцы смерчем проходились по римским городам и уходили с добычей в более привычные леса и степи, но многие хотели остаться на землях римских провинций для постоянного жительства. Огромнейшую Галлию поразила напасть другого рода, которая длилась два столетия и получила наименование: движение багаудов. Легионеры-дезертиры и галлы, рабы и мелкие земледельцы объединились в отряды и с оружием в руках (не всегда сознавая свои цели и часто их меняя в зависимости от желаний вождей и обстоятельств) вели упорную борьбу против римских властей или просто разбойничали. Впервые ба-гауды заявили о себе в 186 г. Во главе стихийной армии стал Матерн — простой легионер одного из галльских лагерей.

Первоначально Матерн, по словам историка Геродиана, "производил разбой, опустошая поля, и грабил население". Веселое занятие привлекло под крыло Матерна множество народа, которому терять было нечего, кроме жизни (а цена ее в те времена была невысока, так как Рим вел непрерывные войны). Восстание приняло небывалый размах. "Пройдя всю страну кельтов и иберов, — рассказывает Геродиан, — они нападали на крупнейшие города, одни сжигали, а другие, разграбив, оставляли". С огромным трудом римским военачальникам удалось разгромить армию Матерна в предгорьях Альп.

Как оказалось, костер был притушен, но не погашен; почерневшие угли только и ждали порыва ветра, чтобы вспыхнуть с новой силой. Как только Рим выводил легионы из Галлии, словно из пепла, восставали безжалостно уничтоженные, похороненные и даже немного подзабытые багауды. Многочисленные разбойничьи отряды продолжали грабить Галлию в следующих десятилетиях и столетиях. Иногда повстанцы объединялись в большую армию, и римляне на время теряли громадные территории, переходившие под власть самозваных галльских императоров. Римские легионы беспощадно уничтожали армии и отряды восставших множество раз, но традиция разбойничать в Галлии станет неистребимой.

— Мы подошли своевременно, — на чистейшей латыни обрадовался главарь разношерстной компании, — живот мой урчал недаром.

Он бесцеремонно поднял котомку путешественника, извлек оставшуюся лепешку и отправил в рот. Откусивши едва не половину, он долго и упорно жевал не слишком свежий хлеб с кислым выражением лица. Гость, бесцеремонно разделивший со Львом обед, только усугубил дело, когда попытался проглотить свой трофей. В конце концов разбойник догадался запить вином застрявшую где-то между ртом и желудком пищу. Наглец выхватил из рук Льва флягу и сделал большой глоток. Вместо желанного вина там оказалось козье молоко. От неожиданности любитель чужой пищи выронил глиняный сосуд, который упал на камень и разбился вдребезги. Хриплым голосом он потребовал воды и с помощью нескольких ее глотков, без всякого аппетита и удовольствия, отправил-таки в живот упорно не желавшую отправляться туда лепешку.

Все это время архидиакон спокойно жевал свою лепешку и с сочувствием рассматривал людей, пришедших его ограбить.

— Как скудны твои припасы! — разочаровался разбойник в добыче и спросил в последней надежде: — А что у тебя с монетой? Надеюсь, получше, чем с едой.

— Я не беру в дорогу денег, — признался странник.

— Вот как! И каким образом ты рассчитываешь получить ужин? Ведь путешествие твое, вероятно, продлится не один день, — размышлял главарь разбойников. — Если нет денег, то еду можно добыть с помощью меча — как мы и поступаем. Но при тебе не имеется никакого оружия…

— Я верю, что Господь не оставит меня! Он всегда приходит на помощь, как только возникает в чем-то нужда.

— Неужто сам Господь тебя поит, кормит и обеспечивает кровом в конце дня? — засомневался лихой человек.

— Спаситель посылает добрых людей, которые с радостью помогают мне.

— Он не слишком хорошо о тебе заботится. — Главарь бросил недоеденную черствую лепешку в раскрытую котомку Льва. — Хотя, судя по твоей речи и одеянию, ты — Его слуга.

— Да. Я священник, — подтвердил Лев догадку собеседника, — но в одном ты ошибся. Господь дает все, в чем я нуждаюсь. То, что тебе кажется малым, для меня более чем достаточно. Я даже имею возможность делиться Его милостями с братьями и сестрами.