Маккенна снова подошёл к девушке и взял её за руку. Они не разговаривали, да слова здесь и не требовались. Пожатие пальцев объяснило всё.

Прежде всего требовалось решить, как быть с опасным соседством солдат. Удивительная Трава — тайный апачский оазис в пустыне Спалённого Рога был очаровательным местечком для отдыха. Но… Извилистый трёхмильный спуск к Яки-Спринг служил единственным входом и выходом. Именно поэтому, объяснил Пелон, апачи нечасто пользовались горным лужком. Узнай враг об этом оазисе, лужок мог превратиться в западню. Пелон заезжал сюда лишь тогда, когда не опасался погони и знал, что по соседству нет белых. Внезапное появление негров-кавалеристов создало исключительную опасность для небольшого отряда.

— Товарищи мои, — сказал Пелон, воздевая руки к небу, — мы должны что-то предпринять. Утром чёрные солдаты примутся рыскать по округе, разыскивая Беша и остальных, которых выслеживали от Джила-Сити. Не забывайте, что ими руководит белый офицер, на поводке у которого — отличная розыскная собака. Некоторым из нас известен этот пёс — и даже слишком хорошо. Зовут его Молодой Микки Тиббс. Отцом его был Микки Тиббс — наполовину белый, наполовину апач, исключительная сволочь. А матерью — чистокровная мескалерская скво. Её разыскивали за убийство двух мужчин, которых она придушила одеялами ради старого мула и куска бекона. Вот и Молодой Микки — хуже необъезженного мустанга. Пока он, правда, всего лишь мальчишка, но… Когда встанет солнце, он обязательно отыщет тропу в наше убежище. Возможно, он уже её знает: выведал у какого-нибудь родственника, купив ему пинту тулапая. Спросите Беша, он подтвердит, что солдаты заперли нас здесь. Пешком мы ещё могли бы уйти, но до Сно-Та-Хэй без лошадей не доберёшься. Такие дела.

— Не хочешь ли ты сказать, — спросил Санчес, — что мы должны либо пробиваться с боем, либо пробираться по скалам?

— Нет, — ответил Пелон, — ещё мы можем поутру с лёгким сердцем сдаться. Правда, потом оно потяжелеет — когда солдаты отправят нас в форт и повяжут пеньковые галстуки.

Маккенна, наблюдавший за ним, не увидел в его глазах ни малейшего намёка на юмор. И всё же что-то подсказывало старателю, что в глубине души жестокий бандит затаил частичку человечности.

— Нет, ты предлагаешь нам либо сражаться, либо спасаться бегством, — упрямо повторил Санчес, не испытывая ни малейшей потребности шутить. — У тебя не хватит духу это отрицать.

Пелон обратился к остальным:

— Извините его: федеральный солдат, что с него взять… Они ведь ввязываются в бой только вдесятером против одного.

— Что же ты предлагаешь, начальник? — спросил Маккенна. — Ты же понимаешь: мы, белые, не станем сражаться с этими, засевшими внизу. Есть ли другие способы?

— Есть, — быстро ответил Пелон. — Не хотите ли послушать о них? Впрочем, хотите вы этого или нет — всё равно услышите.

Он замолчал, изучая всю компанию. Маккенне показалось, что за своими людьми Пелон наблюдает с большим интересом, чем за белыми. Значит, операция предстоит отчаянно рискованная.

— Нам надо, — сказал Пелон, — отвеять мякину от зерна.

— Что это значит? — резко спросил Санчес.

— Нас всё равно слишком много для похода. Должны отвалить ещё несколько человек.

— Ты хочешь сказать, надо убить ещё несколько человек? — уточнил Беш.

— Ничего подобного. Я не произнёс этого слова.

— Слово ничего не значит, — сказал Беш. — Важна мысль.

— А мысль очень проста: кто-то из нас должен ехать к Сно-Та-Хэй, кто-то — нет.

— Мы уже слышали нечто подобное. Правда, тогда за твоей спиной стоял с томагавком в руке Хачита…

— Нет-нет, — быстро сказал Пелон, оглядываясь. — Вы не поняли. Я имел в виду, что мы должны договориться: кто поедет к каньону, а кто — нет.

— И как же это сделать? — спросил Санчес.

— Очень просто. Я сам назову лишних.

— Ты? — бросил Вахель по-английски, хотя мог говорить на испанском не хуже мексиканцев. — Я не могу позволить тебе выбирать, сколько скальпов повиснет на штыках этих ниггеров. Решать будем мы.

Пелон пожал плечами:

— Тебе-то что спорить? Это в моей команде есть лишние рты.

Услышав это, Беш и Санчес поднялись. Встал и гигант Хачита. Апачи не произнесли ни слова, предоставив Санчесу право выразить всеобщее удивление.

Мексиканцу оказалось совсем непросто начать свою речь. Ведь всего несколько минут назад Пелон раздробил Манки голову, а Хачита собирался раскроить череп вожаку. Смерть витала в воздухе.

— И кого же ты уберёшь? — спросил Санчес.

Несколько мгновений Пелон наблюдал за ним, а затем разразился хохотом. Справившись с весельем, он дружески положил руку на плечо своего приятеля:

— Венустиано, дружище, да неужто ты решил, что я назову тебя? Тебя, своего спутника в дюжине набегов? Тебя, которого считаю кровным братом? Как ты мог сомневаться во мне?

Голос Санчеса задрожал:

— Значит, ты решил убрать меня, — прошептал он.

— Ну, разумеется! — весело воскликнул Пелон. — Разве ты мог ожидать от меня чего-то другого, старина? — и внезапно обнял его.

Но и тогда Санчес не понял, плакать ему или смеяться. Лишь когда вожак отпустил его и отступил на несколько шагов назад, все увидели на лице сержанта что-то вроде кривой улыбки.