— Извини, конечно, Маккенна, — сказал он. — Но мой отец меня бы понял. Придётся тебе умереть с неверным представлением о моей чести. И обо мне. Ты ошибался: во мне нет слабины. Грустно, конечно, что приходится разрушать образ Пелона, который уже сложился в твоей голове. Но жизнь жестока, полна скверных неожиданностей. И хрупка, как кости новорождённого птенчика. Прощай, амиго.

— Пелон, сынок, не убивай их!

Все позабыли о Маль-И-Пай. И вот теперь пришлось вспомнить. Она стояла рядом с вьючной лошадью, направив спенсор прямо в живот сыну.

— Будь паинькой, — сказала она, — и вынь из-под плаща свой револьвер. Делай, как мамочка велит.

Пелон не пошевелился.

— Мать, — спросил он, неужели ты сможешь меня пристрелить?

— Пока не знаю.

— А как думаешь — я смогу пристрелить тебя?

— Разумеется.

— Ну, так будь благоразумной. Убери ружьецо. Да, и ещё. Скажи этому глухому ослу, Хачите, чтобы прекратил на меня пялиться и пробовать пальцем лезвие своего топора. Ни тебе, мамочка, ни ему я ничего не сделаю. Вы ведь — апачи.

— Но белых, — не сдавалась старуха, — ты всё-таки убьёшь?

Пелон впервые потерял самообладание.

— Мать, выслушай меня! — заорал он. — Я ведь о твоём народе пекусь, твой народ защищаю. Закон апачей гласит: ни белый, ни чёрный, ни серо-буро-малиновый не должен остаться в живых, если он увидел Золотой Каньон. Ведь так говорит идиотский закон твоего собственного племени, не так ли? Так почему же, чёрт тебя подери, ты не хочешь исполнить его?

В то же мгновение Хачита, до тех пор стоявший с обычным — отсутствующим — выражением лица, выпрямился и звонко хлопнул себя по лбу.

— Точно! Точно! — взревел он. — Как ты и говорил, белый: я вспомнил!.. Теперь я знаю, знаю!!!

Он протанцевал и заключил остолбеневшего Маккенну в объятия.

— Ну разве не чудесно? Я всё вспомнил, мой белый друг! Как ты и обещал. О, я так рад, так рад! Спасибо тебе, спасибо!

Маккенна молча благословил столь приятную отсрочку казни, ощущая, как пересохло у него во рту.

— Ты хочешь сказать, — осторожно высвободился он из объятий костолома, — ты должен был помнить, что все пришельцы в Сно-Та-Хэй, не принадлежащие к твоему племени, должны быть уничтожены? Чтобы не разболтали тайну Золотого Каньона?

— Да, да, мой добрый друг. Разве это не чудесно?

Бородач не мог поверить собственным ушам. Он попытался говорить как можно спокойнее.

— Но мы с белой девушкой… Мы тоже пришельцы, Хачита, — сказал он тихо. — Мы не принадлежим к твоему племени. Но ведь нас ты не убьёшь?

— Это очень, очень печально, но… Мне придётся. Вот зачем мы приезжали к старому Эну. Нас послали, чтобы охранять сокровище для нашего племени.

— Но Хачита, подумай! Мы ведь были твоими друзьями!

Казалось, апач не слышит его:

— Правильно! Нас послали оберегать сокровище от Пелона и ему подобных, — бормотал он. — «Хачита, убей всех! — приказал мой верный друг. — Смотри, чтобы ни один, в ком есть хоть мельчайшая примесь белой или мексиканской крови, не ушёл». Я вспомнил! Какое счастье!

— Чёрт побери, ты, вонючий апач! — очнувшись, заорал Пелон. — Да во мне самом есть мексиканская кровь. А что ты скажешь насчёт Микки? В нём намешано вообще чёрт знает чего!

— Верно, верно. Счастливого тебе пути в Темноту, хозяин.

Прежде чем бандит понял, что последние слова индейца относятся непосредственно к нему, Хачита уже стоял рядом с ним. Топорик взвился в воздух, свернул в лучах восходящего солнца, повернулся полтора раза вокруг своей оси и вонзился в широкую грудь Пелона Лопеса примерно на треть рукоятки. Удар был настолько силён, что тело разверзлось, как трещина при землетрясении. Бандит, запнувшись, сделал единственный шаг в сторону Глена Маккенны, лицо его стало серым, как пепел.

— Как видишь, дружище, — задыхаясь, прошептал он, — ты всё-таки оказался прав: у меня, как и у всех, есть слабое место. Хачита угодил точно в него.

Лопес рухнул на землю, и Маккенна увидел, что посмертной его маской стал всё тот же волчий оскал. Шотландец не успел опомниться, как Маль-И-Пай изо всей силы столкнула его в ручей. Холодная вода отрезвила его. Ещё один всплеск — это Фрэнчи Стэнтон тоже упала в затон перед развалинами хижины. И вот уже старая скво закричала им:

— Плывите же, чёрт вас возьми! Только я выстрелила в Микки, как твоё проклятое ружьё заело!..

С этими словами она прыгнула в воду и первая поплыла к противоположному берегу, который утопал в нависающих над ручьём зарослях рогоза.