Добравшись до площадки, Глен постарался привести мысли в порядок — и не смог. Утреннее солнце душило его. Язык распух, сердце билось о рёбра, словно безумная птица о прутья клетки. Надо было подняться, выпрямиться, надо было что-нибудь сделать.

Но человек не может жить без воздуха. На такой высоте, в такой жаре, после быстрого подъёма, который они с Фрэнчи только что совершили, человеческое тело отказывало повиноваться, требуя: воздуха, воздуха! Маккенну хватило лишь на то, чтобы оторвать голову от камней и взглянуть на Фрэнчи. Девушка не шевелилась.

Пока они, обессиленные, лежали на площадке, в поле их зрения появился Хачита. Апач увидел их и полез вверх. Запоздало услышав его шаги, Маккенна с трудом поднялся на колени и в отчаянии попытался отыскать валуны, которые древние индейцы обычно держали наготове, чтобы скатывать их на головы врагам. Камни кругом были не больше кулака. Маккенна загородил Фрэнчи собой и помог подняться.

— Глен, смотри! — вдруг закричала девушка, указывая вверх по расщелине. — Лестница!

Невероятно, но правда. Напротив крутого обрыва, не дальше, чем в сотне футов от них, стояла грубая деревянная лестница, вроде тех, что использовали предки индейцев пуэбло. А на ней — ещё одна, прислонённая к тёмному входу в пещеру — либо естественную, либо сделанную человеческими руками каверну.

Если им удастся взобраться на вторую лестницу, а затем втянуть её за собой — Хачите до них не добраться. В тишине прохладной пещеры они пересидят того, кто ждёт их на раскалённом камне.

Там, наверху, возле тёмного входа, Маккенна разглядел нежную зелень той разновидности мха, которая в этих иссушенных солнцем землях росла только в одном месте. Значит, там, наверху, есть вода!

Он сказал об этом Фрэнчи и увидел, что девушка будто ожила. Они уже добежали до нижней лестницы, когда Глен, обернувшись, увидел: над краем площадки показалась голова Хачиты. Старатель рассмеялся в голос и послал великану обидный эпитет на языке апачей. Индеец, ещё не понимая, что проиграл, неуклюже, но плавно, словно медведь гризли, вспрыгнул на площадку и кинулся к беглецам. От него пахло потом и смертью.

— Аккуратнее, Фрэнчи, — процедил Маккенна сквозь зубы. — Пока что ему нас не достать. Давай… ступеньку за ступенькой… осторожнее. И не смотри вниз. Я — за тобой.

Девушка кивнула и отвернулась. Она поставила ногу на первую ступеньку, взявшись за вторую обеими руками… Фрэнчи взобралась уже на три ступени, и Маккенна подтягивался за ней, когда четвёртая, словно насмехаясь над беглецами, треснула и разломилась под ногой девушки. Фрэнчи свалилась Маккенне на плечи, сверху на них посыпались обломки лестницы.

— Боже! — вырвалось у Маккенны. — Труха!

Они снова стояли на площадке. Маккенна прикрыл девушку своей спиной. Хачита — правнук вождя Мангас Колорадас, неистового врага всех белых — проревел: «Зас-те!» и двинулся прямо на худощавого, безоружного шотландца, который поджидал великана, до боли сжав кулаки.

Его глаза, думал Маккенна. Старая Маль-И-Пай предостерегала Глена от острых глаз индейца. Значит, надо их убрать, лишить великана хотя бы этого оружия. Ослепить… Это был единственный шанс.

Маккенна нагнулся, чтобы зачерпнуть горсть песка и пыли. И тут его взгляд наткнулся на обломок развалившейся лестницы — брусок футов трёх в длину. Этой дубинкой апача скорее достанешь, чем горстью песка, подумал он. К тому же таким образом можно будет хоть как-то обороняться от сверкающего лезвия томагавка, который — Маккенна знал точно — Хачита кидать не станет. Не рискнёт — при промахе топорик может сломаться, ударившись о скалу. Значит, главным сейчас было отразить первый удар, а там… Там будет видно.

Старатель покрепче ухватился за свою дубинку и сразу же сделал три шага вперёд, чтобы дать Фрэнчи шанс спастись.

— Когда я его ударю, — сказал он девушке, — беги!

— Глен, я не смогу!

— Ты должна! Вниз по ступеням! — сказал он сквозь зубы, готовясь к прыжку на Хачиту. — Доберись до старухи… По тропе к хижине… Там ружья!

Хачита надвинулся на него, и Маккенна с разворота ударил его палкой — так, чтобы та преградила путь сверкающему лезвию томагавка. Кол ударил апача в лицо и взорвался облаком пыли. Труха и щепки ослепили апача. Томагавк лишь слегка задел шею Маккенны. Глен отпрыгнул, Хачита тоже отступил на шаг. Он тряс головой и протирал глаза словно гризли, пытающийся стряхнуть с себя невидимого, но крепко жалящего шмеля. В то же самое мгновение Глен схватил полные пригоршни каменной пыли и прыгнул на Хачиту. Тот снова сделал широкий замах, но глаза, полные пыли и слёз, подвели: апач промахнулся. Правда, на сей раз кулак, сжимающий рукоять, ударил Маккенну в плечо так, что тому показалось, будто с него живьём сдирают кожу. Старатель подумал, что ключица, и так давшая трещину после удара ещё в Удивительной Траве, теперь наверняка сломана. Но и сам Хачита потерял равновесие, и ему пришлось вытянуть левую руку, чтобы опереться о землю. В этот момент Маккенна кинулся к нему и с силой матадора, вонзающего бандерильи в спину быка, вбил ему в глаза каменное крошево. И тут же, подпрыгнув, перекатился по спине потерявшего равновесие апача — и вновь увернулся от смертоносного лезвия.

Вскочив на ноги, шотландец успел посмотреть в сторону Фрэнчи и с ужасом увидел, что она не двинулась с места и всё так же сидит, скорчившись возле лестницы.

— Ради всего святого — беги!.. — крикнул он и осёкся.

Но Маккенна уже выдал себя. Ослеплённый, Хачита двинулся на звук. Делая отчаянный бросок в сторону, Маккенна понимал: даже теперь Хачита даст любому зрячему сто очков форы: слух у индейца был ничуть не хуже, чем у подкрадывающегося к добыче кугуара. Вслушиваясь в шаги белого, апач безошибочно преследовал его.