— И как это понимать? Ты что же, хочешь поговорить по душам?

— Почему бы и нет?

— Потому что мы особо никогда этим не занимались.

— Возможно, в этом и проблема. Мы не те люди, что посвящают часы напролёт, рассказывая друг другу о том, как прошёл их день, да мне и не нужно столько времени, но нам стоило быть более искренними и открытыми. Хотя бы друг с другом.

— Какой смысл обсуждать это сейчас? Наш брак закончился, Дерек. Нечего изображать то, чего нет.

— А ты в принципе не можешь быть проще?

— Быть проще? — Лив вращает по-прежнему наполовину полный стакан, и в этом нет ничего особо захватывающего, но вот на её лице появляется ироничная улыбка, и это, надо признать, выглядит интригующе. — Забавно, что именно ты заговорил об этом, учитывая, что, когда вчера я предложила не делать великого дела из банального секса, ты предпочёл одеться где-то за пределами этой квартиры, лишь бы… Не знаю, что уж конкретно тобой двигало, но теперь мы знаем, что сбегать ты умеешь.

— Сбегают только те, кто страшатся ответственности, а я просто ушёл. От тебя. Разница очевидна.

— Да неважно. Факт в том, что ты не проще меня.

— Ты всё ещё думаешь не о том.

— А ты отныне за целомудрие? — ей явно нравится провоцировать меня, дразнить и искушать, но поддаться значит выказать слабость и потерпеть поражение, так что лучше всего молчать и не отвечать, потому что я не давал обет безбрачия и при правильной атмосфере, настроении и ауре легко могу не устоять. И, объективно говоря, это будет не впервой.

— Тебе лучше?

— Вот теперь ты фактически сбегаешь. Увиливая от неудобного вопроса. Так ты что, действительно этого хочешь? Чтобы я так или иначе разоткровенничалась? Вспомнила что-то ещё из прошлого, о чём никогда тебе не говорила, хотя, возможно, и была должна, или просто поделилась новыми подробностями своей жизни до тебя?

— Может быть, позже, — в другой обстановке и тогда, когда ты меньше всего будешь этого ожидать, чтобы я смог застать тебя врасплох и не оставил ни единой возможности выкрутиться, — так тебе лучше или нет?

— Да, лучше.

— Тогда вставай, и поехали.

— И вот так ты уже больше не трогательный юноша, которым казался всего минут назад. Не знаю, к чему притворяться и играть какую-то роль, если твоя истинная суть рано или поздно всё равно берёт верх.

— Моя истинная суть?

— По отношению ко мне теперь ты всегда будешь несколько груб, беспощаден и строг, — мы встаём, оставляя стакан стоящим на полу, и выходим из квартиры, чтобы спуститься на лифте в подземный паркинг, где я оставил свою машину. Вероятно, эту тему можно развивать бесконечно и долго спорить по поводу того, кто же здесь жесток, но я сохраняю стойкое молчание, ведь не думаю, что Лив знает, о чём говорит. За последнее время я не сказал ей ни единого реально дурного слова. Если она воспринимает что-то именно в таком ключе, это не значит, что я солидарен и вижу всё точно в тех же эмоциональных тонах. Но иногда, позволив себе лишнее, было бы здорово услышать, что ты перегнул палку и обидел любимого человека. Хотелось бы мне, чтобы в прошлом она говорила со мной, даже если я и не относился к ней вызывающе, и какие-то отрицательные чувства и ощущения были связаны со мной в самую последнюю очередь. Но и сейчас тоже по-идиотски хочется. — Я не уверена на все сто, но, по-моему, ты едешь не туда. Что показывает навигатор? — замечает Лив спустя уже приличное количество времени, когда мы уже достаточно долго находимся в пути, и если отталкиваться от оговоренного пункта нашего назначения, то она, безусловно, права, и всё-таки ошибки здесь нет.

— Он мне не нужен. К тому же мы уже приехали, — я сворачиваю на парковку перед кафе и заглушаю двигатель, — пойдём, поедим, — но Лив не двигается и, кажется, лишь глубже оседает в переднем пассажирском кресле:

— Нам нужно быть не здесь, а в другом месте.

— То есть ты уже не голодная? — я знаю, что это не так, потому что слышал неоднократное урчание в её животе, и вообще не понимаю, что тут обсуждать.

— Что ты делаешь?

— Ничего, кроме того, что собираюсь тебя накормить. Это просто завтрак, Лив. Обычная закусочная с потрясающими панкейками и аппетитными тостами в сочетании с беконом, яичницей и томатами, — но всё не совсем так. Мы бывали в этом заведении большее количество раз, чем я могу сосчитать, и заказывали именно названные мною блюда, самые вкусные в меню, так что это кафе… ну, можно сказать, что в некотором роде оно наше. Хранящее множество воспоминаний и помнящее нас такими, какими мы были в самом начале.

— Нет, не обычная.

— А какая тогда? Мистическая что ли?

— Мы ели в ней чаще, чем дома. Вот какая. До тебя я никогда здесь не была и даже не знала об её существовании.

— И что с того? Я всё ещё не понимаю, в чём проблема.

— Ни в чём.

— Тогда не вижу причин не войти внутрь. Ведь их нет, так?

— Нет, — резко, словно нанося удар наотмашь, отвечает Оливия и покидает автомобиль прежде, чем я успеваю моргнуть, и вскоре мы занимаем столик у окна. Нам приносят привычные глазу блюда и чай, потому что я попросил их тут же, едва дослушал традиционный вопрос, чего мы желаем. Но она не спешит дотрагиваться до столовых приборов, хотя во все предыдущие разы буквально налетала на еду, как одержимая, и не стыдилась ни этого, ни меня. Но это было давно. Ещё когда мы жили здесь. До Нью-Йорка. А значит, и до развода с беременностью. В общей сложности около восьми месяцев назад. Наверное, этого времени вполне достаточно для изменения вкусовых предпочтений. Особенно учитывая новое состояние и всё с ним связанное. Так что стыд тут, вероятно, не причём.

— Ты тоже хотела панкейки? Не тосты и яичницу, как обычно? Мне не стоило делать выбор за тебя?

— Ты помнишь?

— Да.

— И что именно?

— Всё, — и даже то, что не следует. Как, например, наше однажды уединение в одной из здешних туалетных кабинок. Будучи довольно безрассудными и смелыми, тогда мы не боялись попасться. Но это не то, о чём можно думать. Клянусь, мои мысли иногда были как на ладони. — Так что можешь отключить свою гордость. Ты уже сказала, что голодная, поэтому прятаться за этой ширмой необходимости больше нет. Заказать тебе другое блюдо? И что по поводу десерта? Хочешь чизкейк или яблочный пирог, или что-нибудь ещё?