Голос старухи звучал ничуть не тише, чем раньше.

– Я знаю, что ты здесь, Гудред Беспалый, – снова заговорила она. – Знаю, хоть и не могу увидеть по милости твоего конунга. Я уже давно научилась различать по шагам всех, кто спускается сюда.

– Ульвар Черное Копье мертв. – Гудред приблизился к решетке. – Теперь я служу…

– Конечно, Беспалый, – усмехнулась старуха. – Твоя спина уже давно должна была скрючиться подобно моей – так часто ты кланялся новым хозяевам. Но разве ты забыл, что они со мной сделали?!

Когда старуха скинула с головы капюшон, Гудред отшатнулся – хоть и не раз уже видел обезображенное лицо, обрамленное грязными поседевшими волосами. Всю его верхнюю часть покрывали шрамы, а на месте глаз зияли уродливые провалы. Каленое железо всегда оставляет такие следы – и Гудред помнил, как это случилось, будто это было вчера.

Старуха не издала ни звука. Не стонала, не кричала и не молила о Ульвара пощаде. Только ругалась – уже потом, когда все закончилась. Ругалась так, как не ругаются даже закаленные в боях воины. Сам Локи – мастер острого слова – наверняка услышал ее из Небесных Чертогов и позавидовал.

– Разве я виноват в этом? – Гудред опустил голову. – Ты сама разгневала конунга.

– Я лишь сказала правду – и боги слышали меня, – усмехнулась старуха. – Ты был там – и не защитил меня, Гудред Беспалый. А теперь приходишь ко мне. Зачем?

– Ты знаешь, зачем. Ты лишилась зрения, но твой внутренний взор видит то, чему еще только суждено случиться. Люди называют тебя провидицей.

– Это так, ярл Гудред. – Старуха обнажила в улыбке крепкие желтоватые зубы. – Конунгу Ульвару было угодно выжечь мне глаза, – но даже слепой я вижу многое куда лучше зрячих.

– Так скажи мне! – Гудред встал прямо у разделявшей их с провидицей решеткой. – Открой мне будущее, и я верну свободу, которой ты так дорожила. Скажи, одолеет ли конунг Сивый своих врагов? Разделю ли я хоть крупицу той власти, которой…

– Свободу? – Провидица рассмеялась Гудреду в лицо. – К чему мне свобода, Беспалый, если я не смогу даже подняться по лестнице, с которой меня сбросили? В этих землях у меня нет друзей, что позаботились бы о слепой старухе. Много ли мне осталось до того дня, когда меня позовет к себе Владычица Хель?

– На то воля богов, – проворчал Гудред. – Но если ты будешь упорствовать – я отправлю тебя к ней хоть сейчас!

– Ты угрожаешь мне, Беспалый? Видимо, ты утратил и честь, и разум, если желаешь испачкать свой меч кровью старух, а не воинов. Но я не боюсь смерти – для меня она будет лишь избавлением от того, на что ты меня обрек.

Гудред выругался себе под нос. Старая карга оказалась куда крепче, чем он думал, а ее упрямству позавидовали бы даже бараны из гор Барекстада. Но если приказать не давать ей пищи…

– Меня лишили глаз, Беспалый, – снова заговорила провидица. – Жгли огнем и железом по приказу твоего конунга. Отобрали дом и все, что я имела. Отобрали даже имя – никто из тех, кого я называла друзьями, теперь не узнает меня. Неужели ты думаешь, что в этом мире осталось хоть что-то, чего я могу бояться?

– Я не знаю. – Гудред развернулся к лестнице. – Но если и есть способ развязать тебе язык…

– Постой, ярл.

Гудред замер.

– Я исполню твою просьбу. – Провидица прижалась к решетке. – И ты услышишь то, что открыли мне боги. Но не вини меня, если…

– Говори! – Гудред одним прыжком преодолел разделявшее их расстояние и вцепился в расползавшиеся прямо под пальцами обноски. – Говори, или, клянусь Тором, я…

– Судьба Сивого лишь в его руках. Он стремится обрести силу, которой страшатся даже бессмертные боги, и плата будет немалой. Мне не ведомо, сможет ли он одолеть своего врага. – Провидица обхватила прутья решетки костлявыми пальцами и приблизила безглазое лицо к лицу Гудреда. – Но ты этого уже не увидишь, Беспалый.

– Почему? Что…

– Тот, кого ты называл другом, а потом предал, идет, – усмехнулась провидица. – И его не остановят ни вода, ни огонь, ни железо и ни камень. Ни слово человека, ни воля самих богов. И нет такого места в Мидгарде, где ты сможешь от него спрятаться.

– Антор… – прошептал Гудред одними губами. – Он убьет меня? Скажи, провидица!

– Нет, глупец. – Изуродованное морщинистое лицо снова прорезала кривая ухмылка. – Но за свои деяния ты ответишь не перед богами, а перед людьми. Твою жизнь оборвет меч конунга!