Посмотрела в зеркало.

«Никакая ты, ни Николь Шейн! Ты, как была Вероникой Рябининой, так ей и осталась!» – усмехнулась своему отражению.

«А Рябинины никогда не сдаются», – вспомнила слова бабули.

Вышла из ванной. Кирилл уже проснулся. Увидев меня, соскочил с кровати, подбежал и обнял за ноги.

– Ники! Моя, Ники!

– Вот видишь? А ты говоришь: "уволят", – с улыбкой произнёс Игорь Петрович. – Да они потом тебя сами уговаривать будут, чтобы вернулась! Правда, Кирюш?

– Дя!

– Может, всё-таки нужно позвонить Ангелине Витальевне?

– Зачем? У тебя есть ребёнок, есть путёвка, вот и отдыхай! А они пусть сами между собой разбираются.

– Тоже верно. Только вот сидеть, словно на пороховой бочке, так себе ощущения. Никогда не знаешь, когда она рванёт.

– А может, не рванёт, если порох отсырел, – усмехнулся мужчина. – А ты себя накрутить уже успела. Так, давайте одеваться и в столовую. А то я после бани слона съесть готов!

– И я сяна гатёф! – вставил Кирилл, вызвав у меня улыбку.

– Тем более! Настоящий ковбой должен хорошо есть!

– Дя!

Прижала к себе Кирюшку, когда за Игорем Петровичем закрылась дверь. В доме Щегельских себе этого не позволяла, так как не знала, стоят ли у них камеры, а здесь не думаю, что они есть.

– Кирюша, я так тебя люблю, солнышко ты моё, – прошептала, позволив себе маленькую слабость.

– И я лубу! Моя, Ники!

Глава 23.

Мартин.

Сидя в самолёте, смотрел на бланк свидетельства, который так и не вернул Веронике. Хотя теперь правильнее называть её Николь.

Николь Шейн.

В груди зажгло непонятное чувство ненависти к неизвестному мужчине, ставшему её мужем.

«А что ты хотел? Чтобы Вероника оставалась верной тебе до самой старости?» – усмехнулся противный внутренний голос.

Теперь понятно, почему она написала отказную на Кирилла.

Но тогда зачем ей устраиваться няней?

И потом это свидетельство…

Голова раскалывалась от возникших вопросов. Радовало одно, что на телефоне стоит авиарежим.

Три года я пытался её забыть. Три долбанных года! Мне казалось, что я смог справиться с самим собой. Но я ошибся. Как же я ошибся! Стоило только поймать едва уловимый аромат её духов, оставленных на моей подушке.

– Уважаемые пассажиры! Наш рейс совершает посадку. Просьба выставить сиденье в вертикальное положение и пристегнуть ремни, – голос стюардессы, усиленный динамиком, вырвал из невесёлых мыслей.

– Вот когда не надо, у них всегда лётная погода. Нет, чтобы прокружить пару лишних часиков, – пробубнил себе под нос.

– Вам что-нибудь нужно?

«Нелётную погоду! Суток на двое, а лучше трое!»

– Благодарю. Ничего не нужно.

Номер рейса, как и время посадки, с точностью до секунды, Ангелина будет знать. Слабым утешением было то, что Дербышев хотя бы не «заставлял» меня принудительно разговаривать со своей дочерью.

– Ангелина жалуется, что ты совсем не уделяешь ей внимания, – произнёс Виталий Ефремович между делом. Словно говорил о погоде.

Он поставил на стол из натурального дерева фарфоровую чашку и посмотрел на меня в ожидании ответа.

Я только что вернулся в Эс-Сиб и принёс ему готовые распечатки по последнему проекту. Отец Ангелины сидел в кресле и, несмотря на духоту, был в костюме и галстуке. Меня же не спасали даже работающие круглосуточно кондиционеры.

– В брачном договоре не было прописано «уделять внимание». Или я обязан по вашему велению ещё и «общаться» с вашей дочерью? Она хотела статус – она его получила. Но если её это не устраивает, запишите мне все фразы, которые ваша дочь хотела бы слышать. Я их, так уж и быть, выучу.

– А ты наглец! – протянул Дербышев. – Но каков наглец! Ладно! – Мужчина хлопнул руками по подлокотникам своего кресла. – Ваши отношения – это ваши отношения. Сами разбирайтесь! Так, что там у нас? – он мгновенно перешёл к делу.

Я оказался прав. Стоило только включить телефон, на экране высветилось: «Ангелина». Не было ни малейшего желания слышать её голос. Сбросил звонок. Пусть звонит, жалуется папочке!

– Куда едем, Мартин Артурович?

– Давай в клуб.

– Какой?

– Где не будут спрашивать документы.

– Понял. Охрана нужна?

– Нет.

Ничего более умного в голову не приходило. Мне было нужно позвонить, но так, чтобы об этом никто не знал. Никто. И я не был совсем уверен, что мой телефон не прослушивается.