Шрифт:
Он был очень серьезным, и очень смешным. Только я не стала говорить, что он смешной, потому что он был очень любимый…
Глава 50.
– Папаша, переодевайтесь скорее! Мамочка вас ждет!
– Да, да, сейчас… - да твою ж мать, как эту хрень на себя напялить?
Я стоял в небольшой комнатке куда, по-видимому, заводили всех отцов, которые оказались настолько идиотами, что согласились прийти на роды.
Нет, я себя идиотом не считал. Давно. И решение принял осознанно! И на курсы беременных отцов ходил – да-да, такие тоже есть! И на курсы просто беременных с феей тоже! И я знал, что меня ждет! От и до. Но это не точно.
Теперь, когда я стоял и держал в руках какое-то рубище, которое должен был на себя натянуть, я думал о том, что скорее всего это таки идиотизм.
Потому что я знал, что ей будет больно. Она отказалась от анестезии.
И я знал, что мне тоже будет больно потому, что больно ей!
И вообще… мало ли что может случиться, а тут я!
Тут я беру и падаю в обморок – таких случаев дофига, когда молодые отцы, вроде бы спокойные, и готовые, раз – и в дамки. То есть на пол без признаков жизни! И врачам, которым надо за роженицей следить, приходится папашу откачивать!
Роддом, в котором мы приняли решение рожать был в Москве. Куда-то ехать Наташе было нельзя, да и смысл? Я знал, что у нас есть прекрасные врачи, и оборудование есть на уровне, так что…
Тот же Товий Сергеевич, который занимался Наташиной травмой помог и подсказал. И он же советовал мне не маяться дурью и посидеть в коридоре, пока моя фея будет «отмучиваться». А потом он же ухмыльнулся, и сказал:
– А вообще, знаешь, Андрей Владимирович, ты мужик, и я тебе говорю – это самое прекрасное, что я видел в жизни.
– Что именно?
– Как моя жена мне девку родила. Это было настоящее чудо. И счастье. Я и сам роды принимал, на практике довелось пару раз, еще когда ординатором был. Это тоже чудо, да. Но когда твоя, любимая, такие страдания принимает для того, чтобы твоего ребенка в этот мир привести – это волшебно.
И вот я стоял, напялив на себя нечто стерильное, медицинское и ждал, когда меня поведут к Наташе.
Она сидела на мячике, к животу были привязаны какие-то датчики. Я видел бисеринки пота на лбу.
– Ты как?
– Ну, убивать тебя пока не хочу, но, чувствую, недолго осталось.
Действительно, с того момент как я зашел, до того, как фея сказала, что убьет прошло, наверное, с полчаса.
Наташа была лингвистом. Эпитетов знала много. Пользоваться ими умела.
Периодически к нам в палату забегали то акушерка, то доктор. Доктор – суровая дама с бородой – я не шучу! – смотрела на меня, видимо, оценивая, насколько я в данной ситуации полезен. В какой-то момент поругала, сказав, что я плохо помогаю.
И я стал помогать. Массировал спину. Заставлял дышать.
Слушал новые эпитеты, печатные и не очень. И снова помогал.
В какой-то момент доктор зашла, посмотрела на нашу парочку, ухмыльнулась и произнесла:
– Ну, что, Наталья, уже ощущаешь радость материнства? А вы, папаша, чувствуете себя отцом? Запомните, это теперь с вами навсегда!
Точнее не скажешь!
Я знал, что это останется навсегда. Стоны Наташи, ее тяжелое дыхание, ее шепот, что она больше не может, никак, нисколечко, что ей очень больно, и пошло оно все…То как она буквально засмеялась обрадованная словами, что осталось совсем немножко и мы «пойдем рожать». Как карабкалась на это пыточное кресло, в котором ей предстояло окончательно расстаться со статусом беременной и перейти в статус молодой мамы.
Как старалась и слушала врачей на самом последнем этапе помогая малышу.
И как плакала от счастья, когда ей показали наконец нашу принцессу.
И я тоже плакал. Потому что я увидел ее первым! И это со мной навсегда.
Товий Сергеевич был прав. Это было самым прекрасным, что я видел в жизни.
Потом Наташа лежала на кровати, а малышка лежала у нее на груди. А я сидел рядом и смотрел на них, периодически смаргивая, просто, что-то вечно попадало в глаз.
– Я же говорила. – это она про то, что родилась дочь.
– Ничего, в следующий раз мне повезет!
– В следующий раз будешь сам рожать, Устюгов!
– Да я не против, думаешь, так приятно смотреть как ты мучаешься?
– Ах, тебе было неприятно?
– Дурочка…
Мы смеялись, продолжая свои словесные поединки.
Потом я забрал у нее малышку, положил ее в маленькое смешное корыто из пластика, кажется их еще называли кювезы. Хорошо, что дома у нас уже стояла красивая белая кроватка, круглая, стильная с пологом. Для принцессы.