– Мне кажется, вы слишком придирчивы, – укоризненно сказала Анфиса Ксаверьевна, думая про себя, что вряд ли даже самый жуковатый слуга на свете польстится на безумный гардероб ее постояльца.

– Зато вы чересчур неразборчивы, май дир, не забывайте – утром я видел вашего кавалера, – не остался в долгу сэр Бенедикт.

– А я что-то не видела у вас жены или невесты, – парировала домовладелица и по тому, как скривился англичанин, поняла, что мяч был отбит удачно и теперь перевес по очкам на ее стороне.

Первое, что сделал жуковатый малый, выйдя из кабинета своего нового хозяина, был шлепок по внушительному тылу Глаши, подметавшей в коридоре сор, оставшийся после стремительного водворения криптозоолога. Посему самый краткий срок службы камердинера у сэра Бенедикта не составил и пяти минут – ровно столько понадобилось горничной, чтобы отметелить наглеца веником так, что о выполнении им каких-либо обязанностей не могло быть и речи.

Вышедший на шум Брут посмотрел на разрумянившуюся от стараний девушку с уважением, а на поверженного кандидата в камердинеры – со злорадством.

– Айм соу сорри, дир Гласша… [6] кхм… Мне так жаль, что я принес в этот чистый дом столько грязи. Если не трудно, уберите в коридоре. – И сэр Бенедикт недвусмысленным взглядом указал на валяющегося на полу нахала.

– Та мне несложно, барин, – по-простому сказала Глафира, взяла поверженного за шиворот, тот только что на цыпочки не привстал (горничная была девка рослая, не всякому мужику дотянуться), да так и выкинула за порог.

Разбирать гардероб жильца, занимавший бесконечные сундуки и кофры, пришлось Анфисе Ксаверьевне и Глаше. Сам владелец сих несметных и по большей части черных богатств под предлогом сочинения запроса на нового кандидата в камердинеры участия в развлечении не принимал, лишь наблюдая за происходящим через открытую дверь в кабинет.

– Анфиса Ксаверьевна, даже если вы будете гипнотизировать этот жилет еще целый час, сам себя он в шкаф не уберет, – внезапно заметил иностранец, взглянув на застывшую домовладелицу поверх оранжевых очков.

Вдова смущенно повесила черный с вышитыми серебряной нитью дракончиками предмет гардероба, но уже следующий сюртук, словно костюм экзотической танцовщицы, обшитый по краю подрагивавшими от малейшего движения воздуха перьями, привел ее в новое замешательство.

– Кстати, мне нужно будет присмотреть себе в Князьгороде портного, – сообщил ей через проем Брут.

– Непременно, – медленно проговорила вдова, найдя в себе силы отвести взгляд от сюртука. – И я обязательно пойду с вами.

– Боитесь, что он меня обманет и навяжет немодный костюм? – спросил иностранец, откладывая записку в сторону. Определить, шутит он или нет, по тону голоса было абсолютно невозможно.

– Скорее наоборот – что ему это не удастся. – Анфиса Ксаверьевна тем временем наткнулась на коллекцию очков, все они были одинаково круглыми, но со стеклами разного цвета: голубыми, зелеными, розовыми и фиолетовыми. Как ни странно, ни одних черных среди них не нашлось.

Бенедикт Брут между тем достал обычный докторский саквояж и, открыв его, с противоестественно милой улыбкой заглянул внутрь, проговорил что-то ласково, надел перчатки из толстой кожи и извлек на свет небольшого грызуна с богатой красно-коричневой шерсткой.

Домовладелица с горничной переглянулись.

– Это тот самый хомячок, который откусил вашему слуге палец? – осторожно спросила Анфиса Ксаверьевна.

– Ну уж не откусил… так, лишь попробовал, – кивнул Брут, пересаживая зверька в заранее приготовленный ящик, оснащенный лишь парой крохотных отверстий для внутренней вентиляции.

– А от чего вы его лечите? – Горничная подошла ближе и с любопытством заглянула в одну из дырок.

– От депрессии, Глафира, от депрессии.

– Неужели? – недоверчиво протянула Анфиса Ксаверьевна, много слышавшая о такой болезни, но подозревавшая, что все это выдумки не приставленной к делу публики. Не страдали неведомым недугом ни томные поэтические юноши и влюбленные в них гимназистки, ни тем более какой-то хомячок.

– Вы знаете, троглодиты обычно живут большими колониями в тесных норах в скальных породах…

– Так что же, это у него от одиночества?

– Ах ты, бедненький, – тут же засюсюкала Глаша. – А давайте принесем ему хомячиху! Я в зоомагазине на углу видала, рыженькая такая, колесо крутит.

– Это можно, – одобрил Брут. – Та хомячиха как раз ему по размеру будет. Но вы недослушали… Троглодиты селятся кучно, чтобы справляться с большой добычей. А тут ему хозяин от щедрот русской души целую куриную ногу, да еще с бедром, сунул. Ну грыз он ее, грыз, день, два, а потом та испортилась… Вот и результат. А хомячиху можно, она маленькая, как раз ему будет.