Пропустив его в столовую, Семён Кириллович остался у порога, бледный, загнанно-изнемогающий. Доктор, сказав: — С вашего позволения… — открыл ставни и в хлынувшем свете оглядел труп с разных сторон.

— Кобура расстёгнута. Что он хотел?

— Их пришло шестеро, все с оружием, — начал рассказывать инженер. — Стали рыться, обвинять меня, хотели увести…

— Шесть человек? — в глазах доктора скользнуло сомнение. — Как же вам удалось?..

— Это тесть. Он в прошлом военный.

Гость двинул губами, словно воскликнул: «Хоп-ля!»

— Решительный человек, однако!

Полюбопытствовал, из чего стреляли. Лабинцов сказал, на что гость заметил:

— Двустволочку вашу я знаю, а штуцера не видел.

Семён Кириллович принёс ружьё, и доктор, оттянув затвор умелой рукой охотника, вынул патрон.

— Штука-с! — произнёс уважительно. — А этот получил своё! — указывая похолодевшими глазами на труп, сообщил: вчера вечером был убит бывший полицейский урядник. Его кто-то предупредил, что лучше бы ему срочно скрыться из Баймака, но запряжку перехватили на выезде. Говорят, распоряжался комиссар из Оренбурга. Урядника отвезли на недалёкое кладбище и застрелили.

Лабинцов слушал неспокойно-задумчиво. «Тесть-то как в воду глядел…» От этой ясности он почувствовал себя тверже.

— Двое у меня в погребе сидят, — сказал оживившись.

— Шутите? — остро, в подмывающем интересе воскликнул гость. А узнав, что в погребе — предрика, едва подавил смешок: — Вития влип! Гм, а вы были с ним товарищи…

— Этот товарищ привёл ко мне в дом убийц! — сказал Семён Кириллович с обидой и на предрика, и на доктора.

— Ну так пусть готовится к последнему слову, перед казаками блеснёт красноречием!

Лабинцов промолчал. Выйдя из дома вместе с доктором, он повернул к заводоуправлению и возвратился на подводе с заводскими кучером и двумя сторожами. Мокеевна вынесла им поесть, не зовя в дом, где лежал убитый.

Прокл Петрович не отходил от жены, и приблизившийся зять сказал с некоторым трудом, будто через силу прося извинения:

— Я отпущу этих…

На что тесть невнимательно кивнул.

Первым поднялся из погреба предрика, напоминая смертельно заморённого кота. Пришибленно рыскнув туда-сюда взглядом, он словно бы ощутил наличие мясца где-то неподалёку. Лабинцов, хотя и с пистолетом, стоял перед ним один.

— Ваши бежали, а в Баймак вступает казачий полк! — с усиленной строгостью произнёс инженер.

Предрика отшатнулся, будто тот хватал его за нос, и затрясся в кашле.

— Вы насмерть простудили меня… — Через минуту сказал звучным, без признака хрипа голосом: — Такого и жандармы не делали — в ледник запереть!

Оренбуржец стоял сбоку и чуть позади него: ворот мятого пиджака был поднят, мужчина горбился, вздёргивал плечи и походил на страдающего с похмелья, который только что встал, чтобы сходить по нужде.

— Эх, Семён Кириллович! — предрика распустился в нудящей, близкой к истерике обиде. — Все наши совместные дела вы посылаете… не скажу нехорошего слова… а я, вас уважая, до моего нагана не докоснулся…

— Вы оба, — прервал инженер, — должны вынести труп вон! Тогда, возможно, я вас отпущу.

— Н-ну-уу!.. — предрика в мгновенном порыве потянулся к двери.

Его спутник метнул на Лабинцова красными суженными глазами и так и облил цепкой трусливой хищностью.

Семён Кириллович указал им идти впереди него, и они, почти вбежав в столовую, схватили мертвеца за ноги, потянули в коридор. Подошедшая Мокеевна осерчала:

— Это что же волоком? А нести сил нет? Мужики!

Инженер молчал, и они не остановились. Когда сторожа помогли им поднять труп на телегу, они обернулись к Лабинцову, который уже не держал пистолета в руке, взгляды молниеносно вздрогнули ненавистью.

— Уходите! — приказал он.

Кучер повернулся всем телом на козлах, чтобы удобнее было глядеть, как они уносятся по улице, а оба сторожа, захваченные моментом, дружно подбоченились.

Посёлок изнемогал в сосуще-пугливом ожидании; кое-где жители из-за заборов, словно украдкой, поглядывали на телегу, увозившую труп в мертвецкую. Откуда ни возьмись возникла бесцеремонная стайка мальчишек и, увеличиваясь, сопровождала запряжку. Потом опять стало неприятно тихо; хозяева не выпустили кур копаться, как обычно, в полных мусора дорожных колеях.

Солнце едва показывалось из-за облачков, но было душновато; недвижный воздух передал отдалённое мерное трепетание, которое перешло в дрожь земли, и вскоре перед окнами Лабинцовых замелькали всадники в фуражках с синими околышами. Мужчины вышли на крыльцо, приблизились к калитке. От рысивших мимо лошадей наносило запах пота и кожаной сбруи, дребезжали лафеты свежевыкрашенных зелёной краской трёхдюймовых пушек, лязгали зарядные ящики.