— Ваш багаж к досмотру, господин Рудин, — канцелярским голосом проговорила работница аэропорта.

— У меня нет багажа, — уже рычал босс.

— Ничего не знаю. Порядок для всех один, — равнодушно ответила женщина.

Я вновь отключилась, не желая слушать их перепалку. На меня напало оцепенение, мозг отключился, воспринимая происходящее вокруг зрительно, не вникая ни во что. Накануне в посольстве я односложно отвечала на вопросы и ставила подписи, куда просили, и снова погружалась в спасительное оцепенение. Что-то ела, не чувствуя вкуса пищи, пила, сосредотачиваясь на процессе, глотала предложенные лекарства, не интересуясь от чего они.

По холодному ветру, рванувшему пряди волос, заметила, что мы вышли из терминала и направляемся к небольшому самолету. Только я, Рудин и представитель посольства.

Частный самолет. Рудин, летевший сюда эконом классом, зафрахтовал чартерный рейс. Не одна я горю желанием вернуться домой.

Встречавшая у трапа симпатичная стюардесса белозубо улыбнулась боссу, состроила глазки, проводя ладонью по красивому изгибу бедра в узкой форменной юбке. Равнодушно глянув на чужие заигрывания, почувствовала укол зависти к ней, не знающей и никогда не узнающей на что способен этот человек. Девушка пробежала по мне равнодушным взглядом и вновь сосредоточилась на Рудине. Я поставила ногу на ступеньку трапа и покачнулась, ухватившись за перила.

— Аня, — руки коснулись чужие пальцы, пронзая током до локтя.

Подавив желание оглянуться, вырвала кисть, вздернула подбородок, мысленно дав себе пинка за слабость, и поднялась в салон. Забилась в дальнее кресло в самом конце и отвернулась к иллюминатору.

Рудин не показывался, устроившись впереди салона, до меня доносился его голос, рассказывающий анекдоты и воркующий смех стюардессы. Отрешилась, почувствовав раздражение. Похоже, кораблекрушение и несколько дней в Гонконге стали для него приключением. Я же надеялась, что меня это не сломало окончательно. Слишком спокойно я себя вела. Ждала от себя истерик, слез, но не пугающего равнодушия. Внутри дрогнуло, когда лайнер качнулся и медленно покатился, выходя на взлетную полосу. Сковавшее последние часы тело и разум оцепенение опало, как оковы, и я выдохнула, распрямив плечи. Душа летела впереди лайнера, стремясь поскорее попасть домой.

— Фотографироваться на загранпаспорт нужно пьяным, чтобы в аэропортах узнавали, — донеслась из-за рядов кресел очередная шутка от босса.

Девушка рассыпалась серебристым смехом, поощряя рассказчика.

Вот кому место тут и в жизни Рудина. Ведь это не чартер, это его личный самолет! Что тут забыла я, обычный человек? Как я дала себя уговорить ба? Зачем пытаться прыгнуть выше головы? Это же не амбиции? Почему я не села в машину и не уехала тогда, когда увидела его на стоянке? Я бы легко обошлась и без этой работы, и без Рудина. Почему я спускала ему хамство и пренебрежение? Других-то я всегда осаживала и ставила на место. В отличие от этой стюардессы я не мечтаю заполучить его в мужья или в постель. Были глупые мысли, из разряда «да я бы с Питтом смотрелась не хуже Энистон». Но я-то себе отдавала отчет. Что вообще нас связало? Почему я с ним теряю волю? Злюсь и все равно позволяю, что не позволила бы никому? Если бы верила во всю эту магическую чепуху, то подумала бы, что меня к нему приворожили.

Я не чувствовала ревности к заигрываниям с девушкой, это не было тем необъяснимым чувством собственности, которое появляется у женщины к мужчине, с которым провела какое-то время. Но легко смогла представить его, развалившегося в кресле, смену эмоций на лице. Пальцы, греющие бокал дорогого коньяка.

— Хорошо моряку: его в порту ждет девушка. Хорошо пилоту: его ждет девушка в аэропорту. Хорошо машинисту: на вокзале его тоже ждет девушка. И только девушке плохо — нужно успеть и в порт, и на вокзал, и в аэропорт, — он сделал паузу и добавил:- Вот стюардессам хорошо — все мужчины уже рассортированы по классам.

Серебристый колокольчик смеха предсказуемо прозвенел, хотя Рудин тонко намекал на непостоянство своей визави, подозревая в ней охотницу за деньгами. Поймала себя на том, что читаю оттенки хамства босса. Выкинула ненужные мысли из головы, прикрыла глаза, стараясь не слушать ответы, произнесенные голоском с придыханием, не сдерживающим восхищения.

Разглядывала плотную облачность, укрывшую территорию Китая, над которой мы пролетали. Близившиеся к закату лучи солнца подсвечивали воздушную вату. Любовалась плотной на вид массой, выискивая знакомые очертания и вспоминая, как в детстве пыталась углядеть миражи прекрасных замков фата-моргана. Тогда хотелось стать похожей на бегущую по волнам, о которой прочитала у Грина. Легко бежать по облакам в придуманный мир, где ждет взаимная любовь и вечное счастье.

Улыбнувшись светлым мыслям, отвернулась от окна, поглядела на руки с еще не зажившими до конца синяками. Расхожая истина утверждает, что из поездок возвращаются другие люди. Я бы подтвердила ее на все сто. В летящей сейчас в Москву девушке мало осталось от прежней Ани Смирновой.

— Стюардесса с глубоким декольте низко наклоняется к пассажиру, предлагая чай или кофе. В которой из них чай, а в которой кофе, интересуется он, — в голосе сочился знакомый яд неприкрытой издевки.

Босс то ли лишку хватил, то ли злость кипит, и он не знает, куда ее слить. Теперь понятно, откуда у него идеальная фигура. Тренажеры — лучший способ выплеснуть без ущерба для окружающих скопившуюся агрессию. А ее у него столько, что можно продавать.

Сдавленно хихикнув, девушка торопливо произнесла:

— Что вы будете, господин Рудин? Чай или кофе? Может быть обед?

— Лед, — отрезал Рудин, с которого слетело все обаяние.

— Да, пожалуйста, — в голосе, утратившем воркующие нотки, звучал откровенный испуг. — Что-нибудь еще?

— На борту есть еще пассажир, — напомнил он обо мне. — Вы предложили ей? Забываете об обязанностях! Я не за красивые глаза вам плачу.

— Да, господин Рудин, — пролепетала девушка.

Вот теперь все как всегда. Привычно и обыденно. У Рудина плохое настроение, у всех вокруг оно резко испортится. Предусмотрительно я забилась в дальний от него угол.