– Вы утверждаете, что упражнения в пешем строю не оправдывают затраченного времени, - терпеливо напомнил Шотан.
– Ибо каждый рыцарь сам по себе идеальный воин, стоящий выше всех и всего.

Один из пехотинцев громко фыркнул, не сдержав смешок, второй сразу же отвесил более молодому коллеге затрещину, напоминая необходимость помнить о сословных различиях.

– Копье вы уже имеете, теперь садитесь на коня и убейте меня.

– Н-но… я не могу… - блондин посерел, что можно было приписать холодному ветерку, хотя граф бы на это не поставил.
– Ваше сиятельство.

Юноша замолк и прикусил губу, явно решая для себя непростую дилемму. Тут не нужно было заказывать гороскоп, чтобы понять – граф откровенно провоцирует оппонента, добиваясь настоящего боя, причем в заведомо неравных условиях. Юноша уже, в сущности, проиграл, срази он Шотана, и все согласятся: не велика честь победить пешего. А если наоборот, это позор, не сказать, чтобы несмываемый, но вспоминать будут годами. Но зачем граф вознамерился поставить на это жизнь или как минимум здоровье?

Гюиссон, вот как его зовут, вспомнил Шотан. Герб - что-то цветистое на зеленом фоне, каллиграфически вычурное, как и положено символике малых семей без хорошей родословной. Кажется, это был протеже герцога. Что ж, будет забавно уколоть Вартенслебена.

– Вы находите силы чрезмерно неравными? – улыбнулся Шотан.
– Что ж, давайте исправим это. Эй, сюда!
– он снова подозвал слуг.

Гюиссон побледнел, затем покраснел, будто вся кровь у него закипела от ярости. Казалось, вот-вот затрещит древко, с такой силой парень сжал копье. Тем временем слуги разоблачили графа, сняв кирасу, оставив защиту рук. Бог знает почему, но сегодня Шотан надел доспех новой работы, однако сделанный по традициям столетней, а то и больше, давности. Руки здесь защищались плотными рукавами, на которые было нашито кольчужное полотно и металлические пластины размером не больше половины ладони. Рукава не крепились к кирасе, а подвязывались широкими ремнями, перекрещивая грудь и проходя под мышками. Такая конструкция обеспечивала замечательную подвижность и посредственную защиту, особенно локтей. Без кирасы Шотан казался похожим на горного демона с гипертрофированно развитыми конечностями.

– Эй, вы, - обратился Шотан к пехотинцам из охраны дворца. Добавил несколько слов на горском диалекте, больше похожем на рычание гиены. Те переглянулись, скривились в недобрых улыбках, один склонил голову и, подойдя, протянул графу алебарду. Шотан взвесил оружие в руке, примеряясь к балансу. Алебарда оказалась хорошей, впрочем, иного от высококлассных наемников ждать и не приходилось. Оружие было нового образца, короче обычного, с небольшим крюком, без четкого разделения на острие и ударную часть. Больше всего оно смахивало на широкий нож с несимметричным клинком, посаженный на шестигранное древко. Отменная вещь, не лучшая в традиционном бою, но весьма удобная для действий малыми отрядами на улицах и в прочей тесноте. Как раз то, что нужно.

– Итак, достойный господин? – поощрительно улыбнулся Шотан, ненавязчиво подчеркивая тоном низкое положение соперника. Это стало последней каплей, Гюиссону окончательно изменили выдержка и здравый смысл. Он буквально взлетел в седло, причем, не выпуская из руки копье, развернул коня и с перекошенным от ярости лицом ударил животное древком по крупу, подгоняя. Прочие молодые люди негромко зашептались, в целом неодобрительно, в то же время с неприкрытым любопытством. Горцы сразу и не чинясь, начали делать ставки. Тот, что помладше, был уверен в победе конника, а вот старший товарищ с характерным шрамом на лице – укол сверху вниз кончаром – цыкал зубами, присматриваясь к чуднОму дворянину с открытым пузом. Наконец, решившись, поставил на графа, не мелочась, серебряную цепь.

Гюиссон отдалился на пару шестов или около того [то есть метров 40], повернулся и начал разгон. Неодобрение среди юношей усилилось, даже самые неискушенные в конном бою понимали, что здесь готовится смертоубийство. Песок летел из-под копыт, молодой горец свистел сквозь зубы, подбадривая перспективную ставку, в его сторону даже не смотрели – что взять с дикаря?

Шотан крепче сжал алебарду и подумал, как же нападет неразумный мальчишка? Можно без изысков стоптать пешца лоб в лоб, это хороший, верный способ. А можно взять чуть в сторону и ударить с левой или правой руки. Перенос копья направо дает возможность ударить дальше и можно править конем левой рукой, но движения скованны, управляемость оружием низкая, да и торс более открыт для встречной атаки. Укол налево более «короткий», зато можно положить древко на левое предплечье, а то и взять обеими руками, впрочем, для этого надо уметь править коленями, зажав поводья в зубах или накинув на поясной крюк. Граф поднял оружие почти вертикально, под небольшим углом, готовясь отпрыгнуть в сторону, из-под копыт, но Гюиссон решил атаковать самым простым образом, уколом вправо, зажав копье под мышкой.

Это было страшно, по-настоящему страшно. Даже несмотря на то, что графский курсье не имел сейчас доспехов, неся лишь попону. Нет такого пехотинца, который не испытывает сумасшедшего ужаса, когда видит перед собой четвероногое страшилище. Зачастую конникам даже не обязательно пускать в ход оружие, атака «сапог к сапогу» развеивает пехотный строй, будто ветер сухие листья. Шотан почувствовал, как сердце споткнулось, пропустив один удар, а после зачастило, разгоняя по жилам горячую кровь. Есть воины, которые живут ради этих мгновений, наслаждаясь тонкой гранью – как лезвие бритвы - меж смертью и жизнью. Шотан к ним не относился, для него насилие всегда было инструментом, а не целью. Но… Отчего бы не испытать удовольствие от мгновения контролируемого риска?

И атака! Разящий укол древка из каменной яблони в крепкой и умелой – этого не отнять – руке. Гюиссон целил в середину груди, так, что при точном попадании Шотан сразу отправился бы в лучший мир, как жук на иголке. Но в последнее мгновение граф сделал длинный шаг с правой ноги, вытянул вперед и вверх алебарду, отклоняя в сторону копье всадника. Несмотря на скользящее соприкосновение, удар жестко отозвался в руках пешего бойца, дерево кратко и пронзительно скрипнуло, будто столкнулись не яблоня и вяз, а металлические напильники. Всадник понял, что вместо стремительной победы случилось нечто странное, неправильное, и попробовал остановиться. Но граф уже сделал шаг с левой, по-прежнему держа древко на вытянутых руках, «замкнув» суставы привычным напряжением мышц.