Кадфаль уступал соратнику в выносливости, однако, не намного. Холод, казалось, тоже был не властен над искупителями, они часто вешали кожаную обувь на шею - для сбережения - и шли в чем-то наподобие тапочек, сплетенных из лыка и соломы, вроде лаптей. Хватало такой обувки не дольше чем на день, однако ее всегда можно было купить по две пары за осьмушку грошика у любого встречного крестьянина или, на худой конец, сделать самому. Елена попробовала как-то походить в таких лаптях и не сумела, требовался какой-то особый «щадящий» шаг, иначе соломенные тапки разваливались за час ходьбы или даже быстрее.

Здесь, на перевале, снега было немного, его сдувал злой ветер, так что форсировать сугробы не приходилось. Елена посмотрела на лошадку, везущую Артиго. Животное казалось бодрее и веселее наездника. Мальчишка то ли задремал в седле, то ли полностью ушел в себя. Подобное состояние случалось у него все чаще, и это беспокоило взрослых, но, как на грех, педагогов среди них не имелось. Да и было чем заняться помимо воспитательных мероприятий, по совести говоря.

– Возвращается, - прокомментировал Кадфаль, глядя на идущую в обратном направлении фигуру Насильника. Раньян еще раз молча поправил ремень, удерживающий ножны за спиной. Длинная рукоять турнирного меча наискось указывала в багровое небо над левым ухом.

– Видать нашел чего, - подумал вслух Грималь, не отходя от лошадей с поклажей.

– И, похоже, не опасное, - отозвался Кадфаль, однако на всякий случай махнул дубиной, словно разминая суставы.

Насильник и в самом деле не особо торопился, будто скользя поверх сухого, рассыпчатого снега плавными шагами. Елена, которая также носила короткий меч за спиной, покосилась на Раньяна, в отличие от мужчины расстегнула медную пряжку ремня, сняла ножны и проверила, как выходит клинок. Холодная сталь шла туго, пришлось сделать несколько энергичных движений, как велосипедисту с насосом. Артиго даже не поднял голову, клюя породистым носом в такт лошадиной поступи.

– Там дурачок какой-то, - сообщил Насильник, махнув рукой по ходу движения маленького отряда.
– Замерзает. При нем женщина, если поумнее, то не намного.

– Не опасные?
– подозрительно осведомился Раньян.

– Вроде нет, - пожал худыми плечами Насильник.
– Дурные, но безвредные. Кажется.

За минувшие недели Елена уже научилась более-менее читать по непроницаемому лицу бретера. Очевидно, в этот момент Раньяна осаждали неприятные мысли о засадах, коварных подставах и прочих дорожных опасностях. Насильник, видимо, понял то же, что и Елена, поэтому добавил:

– Негде там засидки устраивать.

Раньян кинул взгляд направо, туда, где открывалась не то, чтобы пропасть, но спуск такой крутизны, что зависнуть на нем сумел бы разве что ниндзя или альпинист. Посмотрел налево, где поднимался чуть более пологий, но все же склон, обросший скособоченными деревцами, которые жадно впивались корнями в почву, немногим уступавшую по твердости камню. Глянул вперед и решительно шагнул дальше. Елена последовала за ним, не скрывая ни меч, ни решимость им воспользоваться. На малолюдной дороге продемонстрировать готовность к отпору было полезнее, чем казаться благожелательным путником. Так надежнее.

Поднимаясь немного выше дорога, вернее широкая тропа - едва-едва разойтись двум лошадям - делала поворот и образовывала что-то вроде площадки, частично прикрытой от ветра скальным выступом. Судя по следам давних кострищ и вырубленным окрест деревцам, путники издавна оценили удобство поворота, регулярно здесь ночуя.

– И в самом деле, дурачок, - довольно громко сообщил Кадфаль, глядя на пару, что топталась у одного из черных пятен, будто давным-давно остывшие угли могли согреть.

Елена молча подняла брови, даже Артиго вышел из своей кататонии, исподлобья уставившись на встречных путников. Одним из них был мужчина, абсолютно голый, если не считать грязной тряпки, символически прикрывающей срам, и столь же символических кожаных ботинок. Символических, потому что прорех и дыр на обуви имелось как бы не больше чем кожи. Елена поморщилась, представив, во что превратились ноги «дурачка» без носков и портянок в задубевших от холода ботинках. «Дурачок» был, как и следовало ожидать от человека в его положении, синим, несчастным, страдальца колотила дрожь, а пальцы уже не разгибались, скрючившись, как птичьи лапы.

Полярного нудиста сопровождала женщина, по-своему не менее колоритная. Одежды на ней имелось куда больше, фактически снаряжена путница была добротно, по погоде, хоть и без изысков. Елена дала бы женщине лет двадцать, вряд ли больше, но взгляд у нее был намного старше, очень внимательный, жесткий и столь же подозрительный, как у Раньяна. Лицо довольно симпатичное, однако нижняя челюсть казалась чуть широковата. Примечательнее всего была татуировка, сделанная бледно-синими чернилами. Она изображала хитрый орнамент, который начинался у правого виска и занимал часть лба, охватывал нижнее веко и опускался по щеке и челюсти до самой шеи. Елена, более-менее набравшаяся криминальной мудрости в Мильвессе. сразу отметила, что качество татуировки стоит, по крайней мере, на два уровня выше типичной росписи. Здесь приложил руку настоящий мастер с настоящей краской, и стоила такая работа недешево.

В руках татуированная женщина держала вещь, вполне подходящую для города, скорее даже усадьбы благородного землевладельца, однако совершенно неуместную в диких местах, где волков не встретить исключительно потому, что классические псовые вымерли столетия назад, а именно - небольшой пулевой арбалет с винтовым натяжением. Баллестр очень качественной, можно сказать изысканной работы лежал в руках владелицы уверенно, с характерной для профессионала кажущейся небрежностью. Стреляло казалось игрушечным, но Елена знала, что свинцовая пулька на близком расстоянии могла больно ушибить или сломать ребро даже сквозь одежду, а попав, скажем в лоб, и убить.