Женщина и предполагаемый маг прошлись дальше по дороге, больше похожей на тропинку, оставив за спиной негромкий шум лагеря. Кадфаль и Марьядек энергично, хотя и беззлобно спорили, как расходовать скудное топливо. Вечер был уже поздний, но в Ойкумене благодаря огромной луне редко случалась кромешная тьма, а свет кометы вообще сделал подступающую ночь белой, как в Питере, только темнее и мрачнее.

– Ты знаешь, кто я, - Елена решила, что не к лицу ей изображать скромную и благонравную девицу, которая не может заговорить первой. Кроме того женщину переполняли вопросы.

– Да, - лаконично сказал Пантин.

– А кто ты?

– Воин-маг, - последовал столь же краткий ответ.
– Но ты это уже знаешь.

Елена вздохнула, пытаясь понять, что бы такого спросить дальше. Она предполагала, что Раньян подыщет какого-нибудь особенного наставника, но это… Женщина открыла рот, немо закрыла, словно выброшенная на берег рыба. Ей было нечем дышать, вязкий комок подступил к горлу, перекрывая дыхание. Она споткнулась, пошатываясь. Боль в животе стала нестерпимой, распространяясь ниже и шире, как струйки жидкого свинца. Елена скривила губы и сжала челюсти, пережидая спазм, но Пантин, скупо улыбнувшись, коснулся ее плеча двумя пальцами.

И боли не стало.

– Ого!
– сказала женщина, просто, чтобы как-то выразить эмоции. Только что ей казалось - еще чуть-чуть и проще будет сдохнуть, чем так жить. Только что… а сейчас мучительного недомогания как не бывало. Слабость осталась, а боль ушла. Очевидно, так и выглядело настоящее колдовство.

– Это чудо?

– Нет, - очень серьезно ответил Пантин.
– Это фокус. К сожалению не долгий. Но, по крайней мере, сегодня поспишь мирно.

– А его повторить можно… будет?
– голос Елены дрогнул, выдав отчаянную надежду.

– Да. Однако не скоро, - казалось, Пантину по-настоящему грустно из-за этого.

– Ты можешь научить меня волшебству?

– Нет. Тебя нельзя обучить магическим практикам.

– Но почему?

– Не дано, - сказал, как отрезал Пантин, однако затем смилостивился и уточнил.
– Магии в мире осталось очень мало. Обучиться волшбе могут лишь люди одаренные по рождению, предрасположенные к сему искусству. Ты к ним не относишься. Все равно, что учить живописи слепца.

Ох, знал бы ты… подумала Елена, однако решила пока не делиться кое-какими подробностями своей жизни в Ойкумене. Успеется.

– Хорошо… А сколько вас таких?
– продолжила она.

– Очень мало. Когда-то было больше.

– Что случилось?

Пантин вздохнул, посмотрел в мутное небо с редкими облачками, которые темнели как чернильные кляксы. То ли он ждал от лекарки большего, то ли просто впал в меланхолию.

– Насколько я понимаю, ты уже познакомилась… с ней?

– Она пыталась меня убить. Один раз точно. Насчет второго не уверена, но думаю, тоже была она. Со мной не справилась, но убила… близких мне людей. Они умерли плохо.

– И ты хочешь отомстить?

– Я хочу выжить. Боюсь, третьей встречи мне не пережить. И да, отомстить. А еще узнать, кто за всем прячется. Ее кто-то направляет, она обмолвилась насчет того, что ей, в конце концов, позволят сделать со мной что-то особенное.

Беседа развивалась как-то сумбурно, но и обстановка располагала. Мысли путались и перескакивали с одного на другое.

– Если вы можете… такое, зачем вам клинки?
– спросила она.
– Зачем колдуну драться мечом?

– Многие задавались этим вопросом, - Пантин пригладил бородку.
– Многие… Ответ на самом деле непрост. Для этого надо понимать, что такое магия и как она действует… точнее действовала. Это долгий рассказ, поэтому я скажу так. Волшебник способен на многое… был. Однако не всегда, не везде. Случалось так, что нужно поработать и клинком. Поэтому находились те, кто стремился овладеть обоими искусствами.

– Черте… мой наставник говорил, что это тяжело, и адептов поражало безумие.

– Он был прав. Овладеть в равной степени мастерством клинка и волшебством невероятно сложно. Для этого требовалась умственная дисциплина, как у святого подвижника. Десятилетия истязающих упражнений. И, как бы это сказать…договор с силами, что неизмеримо выше человека.

«Продать душу сатане» - крутилось в голове у Елены, но женщина промолчала, обратившись в слух.

– Если этим пренебречь, душа человека… искажается. Его поражает безумие, однако не такое, как у обычных несчастных, которых сажают на цепи в лечебницах. Оно больше похоже на тьму, которая травит рассудок по капле. Пробуждает самое темное, самое ничтожное и нелюдское, что скрыто на дне разума. И если помрачение коснулось человека, обратить его вспять невозможно.

– Та… женщина… - Елена дернула головой, зябко поежилась, вспоминая дьявольский огонь в глазах черной ведьмы.
– Она казалось безумной, но действовала здраво.

– Развитие этой беды можно задержать. Можно даже обратить его на пользу себе. Но средства… скажу так, лекарство под стать недугу, а может и похуже.

– А…

Пантин жестом остановил ее.

– Этого достаточно. Если ты имеешь хоть каплю разума, то поймешь, о чем я. Если нет, то слова тем более лишены смысла. Ты будешь слушать дальше?